— Но тогда почему же вы не поставили его вместо Потемкина, ваше величество?

— Ты провоцируешь меня на ответ, мой друг? Отлично. Я отвечу тебе. Потому что Суворов всего лишь верноподданный, служащий моей армии, князь же Таврический — друг императрицы, способный понять не только стратегию одного боя, а всю масштабность замыслов Екатерины. Так и можешь, если захочешь, передать твоему другу. Впрочем, он сам это отлично знает. Да, а насчет мятежников, вроде Емельки Пугачева, они и теперь есть. В самом Петербурге. Знал бы ты, какую силу набирают масоны и мартинисты и как непросто с ними бороться.

В. В. Капнист — А. А. Капнист. 29 февраля 1788. Петербург.

…Был принят у графа Безбородко хорошо, а у князя Вяземского отлично. Вчера должен был ужинать у господина Мамонова; да он у себя не ужинал. Думаю, что мой план о казаках будет передан императрице через него. Граф Румянцев без моего ведома написал еще одно письмо к графу Безбородко, коим меня рекомендует. Думаю, однако, что князь не писал императрице. Государыня, прибыв сюда из Киева, очень благосклонно отозвалась обо мне графу Воронцову. Она сказала, что нашла в Малороссии только одного человека: меня.

В. В. Капнист — А. А. Капнист. 3 марта 1788. Петербург.

Я был третьего дня у его превосходительства Александра Матвеевича Мамонова, ужинал у него, что очень немногим, кроме приближенных его друзей, позволяется… Он меня весьма ласково принял. Просил бывать чаще. Я думаю, что он уже говорил о моем проекте государыне.

Париж. Версальский дворец, маркиз де Мариньи, граф де Сегюр.

— Наконец-то вы в Париже собственной персоной, граф де Сегюр. Мы ждем вас давно, тем более ваших личных реляций, потому что письменные отличались непонятной сдержанностью. Все газеты Европы трубили о таврических чудесах, тогда как вы явно оставались равнодушным к происходящим событиям.

— Вы по–прежнему считаете меня неправым в моей позиции, господин министр?

— О нет. Многое оправдало вашу предусмотрительность. Но наш король больше всего интересуется личной позицией Великой Екатерины. Ведь в России она одна определяет всю политику, не правда ли?

— Если такой вывод сделан из моих донесений, я в отчаянии, господин министр, действительность рисуется совсем иначе. И вот вам доказательство. После пышнейшей поездки в Тавриду поощрение главного режиссера ограничилось приставкой к его фамилии. Заслуги же военных и, в частности, Суворова, обеспечивающего оборону русских рубежей от Буга до Перекопа, вообще остались незамеченными. И это в то время, когда боевые действия на театре войны начались почти сразу после возращения русской императрицы в Петербург. Зато какой золотой дождь пролился и продолжает проливаться на голову фаворита, который не участвует ни в военных, ни в государственных делах! Ему достался чин генерал–адъютанта…

— Полноте, граф, но это всего лишь пропуск в личные апартаменты ночной порой — не более того.

— Я не все сказал, господин министр. Австрийский император, войдя в положение дел, в мае 1788–го года пожаловал господину Мамонову графское достоинство, русская императрица в сентябре — орден Александра Невского, очень почетный по русским меркам. Я не говорю о материальной стороне. Вам достаточно будет знать, что в одном только Новгородском наместничестве у господина Мамонова двадцать семь тысяч душ крепостных. Он обожает бриллианты.

— Неплохая страсть!

— Еще бы! И одни лишь подаренные ему императрицей аксельбанты с бриллиантами оцениваются в 50 тысяч рублей. По одной должности генерал–адъютанта его годовое жалованье составляет 180 тысяч рублей, а в общей сложности должностей у него великое множество и все без исключения прибыльные.

— Бог мой! Неужели Великая Екатерина так быстро дряхлеет? Она совсем перестает верить в свои женские чары. Вы же не станете меня уверять, что это — проявления любовной страсти.

— Вы правы: скорее опасений. Мамонов, надо отдать ему должное, то ли набивает себе цену, то ли не считает необходимым крыться со своей все нарастающей скукой. Императрица видит его недовольство и день ото дня набавляет цену. Последнее ее желание — назначить господина Мамонова вице–канцлером.

— И что же? Такой превосходный карьерный рубеж.

— Вообразите себе, господин Мамонов наотрез отказался, чем поверг императрицу едва ли не в отчаяние.

— Но почему? Почему он мог отказаться?

— Его собственное объяснение обезоруживает. Он де скучает всякой канцелярской работой и даже простое выслушивание уже подготовленных докладов для него невыносимо.

— Поразительная откровенность!

— Или леность. В том-то и дело — господин Мамонов несомненно жаден, корыстолюбив, но не имеет ни капли тщеславия или властолюбия. Вся его жизнь — это вегетация в роскошных дворцовых условиях, когда малейшее насилие над собой воспринимается как личная катастрофа.

В. В. Капнист — А. А. Капнист. 7 марта 1788. Петербург.