Даже число точное запомнилось — 31 декабря 1768 года: директор Петербургского и Московского Ассигнационных банков…

За деньгами не гонялся. Повторял: на его век станет, родители побеспокоились. И покойная государыня.

Письма императрицы выправлял. На французском. Стихи сочинял на нем же. О стиле что говорить, когда его эпитафию Нинон Ланкло сочинением самого Вольтера почитали. И все легко. Все шутя…

Верно, что с масонами знался. Месмеризмом особенно интересовался. Да кто мимо них прошел! Ханжой не был. Толковал, что христианство необходимо как прекрасный курс нравственности, составленный для обуздания пороков народов. Слова его собственные запомнились.

И 1775 год. Княжна Тараканова… Пугачев… Князь Таврический… В Григории Александровиче все дело. Как буря ворвался. Андрей Петрович выпросил миссию в Швецию. Заранее знал: коли Гриша будет во дворце — не вернется. На шесть лет остался. Приказывать не стала. Дал бы Бог в своих делах неотложных разобраться. И потом графиня…

Осели в Париже. Интересовалась, как жили. Фонвизин писал, что она ко многим ездит в высшем свете, к ней никто. Так ли? Сегюр подтверждать не стал. Осторожничал. Бывать у Шуваловых любил. У каждого свой расчет. В 1781–м приказала вернуться. Вернулись.

О чем-то пожалела. Насмешлив. Ловок. В беседе — заслушаешься. Может быть… Нет, ушло время.

Сенатором назначила сразу. Во множество комиссий. Управляющим шпалерной мануфактурой. Стал петербургским предводителем дворянства. По его проекту все Ассигнационные банки слили в один Заемный. Проекты дельные. И все будто между прочим. Без труда. На работу большую не ссылался. Спросила: не слишком ли занят. Улыбнулся: как взяться, государыня, а от вас… Переждал: никогда не откажусь от лишней возможности вас видеть.

Где правда? Какая правда? Первый раз не захотела императрицей быть. Первый. С тех пор как вернулся, получил ордена Александра Невского, Владимира 1–й степени, Андрея Первозванного, чин действительного тайного советника.

За все благодарил. Не больше положенного. Сорока на хвосте принесла: больше всего радовался Андреевской ленте. Не почему-нибудь: цвет хорош. Все выбирал, к какому кафтану лучше пристанет.

Сорок пять лет. И смерть. Все казалось, что-то само сложится. Не сложилось… Жаль.

Петербург. Зимний дворец. Екатерина II, А. А. Безбородко.

Да что это — который день с мыслями не соберешься. В голове одно, на сердце другое. Взять себя в руки надобно. Немедля. Себе приказать. Не в первый раз приходится. А так, по–честному, одного хочется — покоя. Уверенности. Чтоб сомнений не было. И кругом все словно притаились.

— Французская почта была?

— Была, ваше величество.

— Что же не докладываешь, Александр Андреевич?

— Потревожить ваше величество не решался.

— Значит, все-таки тревожить. Что у них там? С финансами не справились. Король объявил, что через пять лет соберет государственные чины Франции. Но на срок такой долгий рассчитывать не пришлось. Когда Неккер в который раз министром сделался, настоял, чтобы Генеральные штаты в нынешнем году созвать, в 89–м. Знаю, народ решение такое как свою полную победу праздновать принялся.

— Народ, как всегда, глуп, ваше величество.

— Глуп, говоришь. И да и нет. Так или иначе признался король, что на своем стоять больше не может. Только, помнится, мало кто из философов в Неккера тем разом поверил. Как это Мирабо о нем отзывался?

— Отыскать записки, ваше величество?

— Да нет, по существу мне напомни.

— А по существу, господин Мирабо не признавал, что у господина министра при данных обстоятельствах хватит таланта, главное — гражданского мужества.

— Вот именно — мужества. Тогда еще Малуэ докладывал самому министру. Вот этот доклад мне дословно приведи. Далеко Он у тебя?

— Под рукой, ваше величество. Вы ведь им не в первый раз интересуетесь.

— Не первый. Так что же?

— «Не нужно ожидать, чтобы Генеральные штаты стали у вас требовать или вам приказывать; нужно поспешить с предложением им всего, что только может быть предметом желаний благомыслящих людей, в разумных границах как власти, так и национальных прав».

— Добрый совет. Вот только у короля и у министра никакой программы в действительности не существовало. Болтали для развлечения и отвлечения внимания — не более того. Впрочем, помнится, Мирабо проектировал союз королевской власти с народом против привилегированных.

— Мирабо — да, ваше величество, но при дворе никто подобным решением озабочен не был. Хотя король и почитал необходимым сделать известные уступки мнению общественному.

— Не забегай вперед, друг мой. Хотели — не хотели! Разве Неккеру ничего добиться не удалось? Разве не все зависело от состава штатов и числа голосов у привилегированных и представителей третьего сословия? Храповицкий, ты слышал мой вопрос?