— Как это — не имеет? Разве продал имение? Когда? Кому? Не иначе какой-никакой слух бы при дворе прошел.

— Да нет, тут история особая. Я кое-что выведал. Чего не узнал, тебе, Платон потрудиться придется. Значит, должен ты знать, молодость свою граф провел за границей.

— Кто ж об этом не знает. Сколько раз государыня повторяла: и что лучшие профессора Женевы ему одному лекции читали, и что по Италии он путешествовал — страсть к коллекционированию припала, а там и Париж вниманием не обошел. Точно не скажу, а вроде года два химии и металлургии неизвестно зачем обучался.

— Богатому наследничку почему бы себя не потешить. Все лучше, чем родительские наставления дома слушать.

— Что–й-то ты, Александр Николаевич, говоришь — грешно ведь! От родителей бегать — это надо ведь такое придумать!

— Оно грешно и вышло. Доездился Александр Сергеевич, так что по возвращении никого из родителей в живых не застал.

— Вот оно как, батюшка! Это ему в наказание.

— Перестань тарантеть, Елизавета Васильевна! Не больно-то Строганов такой оборот дела за наказание принял. Заботиться о нем сама императрица Елизавета Петровна стала, не кто-нибудь! Она же ему и невесту сыскала — дочь вице–канцлера Михаилы Илларионовича Воронцова.

— Значит, племянницу свою двоюродную, не так ли?

— Ну ты, Платон, прокурат! И в этом разобрался! Ловкий ты у нас, ничего не скажешь. Супруга вице–канцлера государыне императрице двоюродной сестрой приходится да еще самой что ни на есть любимой — Анна Карловна Скавронская.

— Посчастливилось графу. И приданое, поди, немалое.

— А вот и нет, Платон. Это императрица своей родственнице решила богатства несметные строгановские подкинуть. Куда до них Воронцовым!

— Понятно. В таком раскладе графу никак не отвертеться, если б ему, скажем, невеста не по душе пришлась или еще какое неудовольствие вышло.

— Вот–вот! Не показалась ему невеста, да и он ей не по вкусу пришелся. Только государыня императрица Елизавета Петровна скончалась, завели молодые дело о разводе. Неизвестно, как бы все кончилось, только супруги вскоре не стало. Совсем молодой преставилась, руки графу развязала.

— Ладно, богатств его не приуменьшила.

— Что верно, то верно. Да и наследников они не завели — порозь жить стали. А еле–еле траур кончился, граф заторопился вдругорядь браком сочетаться. На этот раз с княжной Екатериной Петровной Трубецкой.

— И она померла?

— Да нет, Платон, жива графиня и по сей день, здравствует и благоденствует, только с другим, так скажем, сожителем.

— Ничего подобного слыхать не доводилось. Как же это?

— Видишь, и во дворце не про все узнать можно. А дело было такое. Уехали молодые в Париж. В Версале их принимали. Сам Вольтер в графиню на старости лет втюрился, всякие комплименты ей говорил. Там и наследник у них родился.

— Так Граф никогда с супругой во дворце не бывает, никто ее ни в каких разговорах не поминает.

— Какое же тут поминание. Господи, прости. Вернулись Строгановы в Петербург. Глянула графиня на флигель–адъютанта тогдашнего да головку-то и потеряла. Влюбилась без памяти.

— Влюбилась — ее дело. Главное — супруг бы не узнал, при императрице ничего не всплыло.

— Умник ты, Платон! Мало что графиня влюбилась, так ведь с полной взаимностью и — в кого бы ты думал — в Ивана Николаевича Римского–Корсакова.

— Спятил он, что ли? Замужняя дама!

— Плевать, что замужняя, а вот что от императрицы расплата тотчас же последовала, от этого, брат, не отмахнешься.

— Узнала государыня?

— Добрые люди донесли. Это ты тоже себе на ус, Платон Александрович, мотай, не больно-то вольничай! Государыня справедливым гневом распалилась. Римского–Корсакова тут же в Москву сослала с запретом в Петербург являться. Одного, не рассчитала, что графиня вслед за амантом, мужа законного бросивши, за Римским–Корсаковым в первопрестольную умчалась.

— Ой, стыд какой!

— Да замолчи ты, Елизавета Васильевна! Причем здесь стыд. Для графа Строганова конфузная ситуация вышла.

— И государыня не смолчала?

— Еще как смолчала, да и граф не пожелал пищи сплетникам давать. Не только супруге предоставил вид на отдельное жительство, да еще возможность жить по ее желанию в любом из его владений или домов.

— Не по уму щедрость. Дурь одна!

— Думаешь, Платон Александрович? А может, как раз наоборот?

— Что наоборот-то?

— То, что графиня нигде принята быть не может. Хочешь не хочешь — затворницей живет, и не где-нибудь — в нашем Братцеве. А для полной утехи и аманта к себе взяла, тешит его да холит.