Шрифт:
– Я не хочу на улицу,- стиснув зубы, твёрдо проговорил Яр. Сгрёб посуду в раковину и принялся с остервенением отмывать от несуществующего жира.
Не будет он говорить, что ему запрещено, и он теперь до жути боится и своего близнеца, и его правила. Тело до сих пор на каждое движение болью колет. Ну его всё к чёрту – в конце лета будет день рождения, Яру исполнится восемнадцать и он наконец-то станет свободным – ни одна клетка не удержит; удерёт на другой конец света, где не будет людей и будет много природы, чтобы больше не подстраиваться под жизнь, не натыкаться на подводные камни и не резаться о предательства близких.
– Да брось ты. Посмотри на себя – тебе надо на свежий воздух. Рожа бледная, синяки под глазами и шатаешься.
– Потому что у меня сил нет.
– На лавочке посидим.
– Блин, Саш, не действуй на нервы! Я. Не. Выйду!
Предсмертно бряцнула тарелка, выскользнув из слабых пальцев.
Друг молча подошёл, отпихнул Яра в сторону, сгрёб с пола черепки веником, закинул в мусорку.
– Ты мне не доверяешь?- спокойно, без обиды спросил он, принимаясь за оставшуюся в раковине тарелку.
Яр не не доверял. Яр боялся остаться без единственного теперь друга. Потому что Матвей обязательно узнает о том, что они были на улице. Потому что за последнюю неделю его уже предали, растоптали или сломали близкие люди. Потому что он не был таким сильным морально, чтобы разочароваться в последнем дорогом человеке, если окажется, что тот тоже не просто так цепляется к нему с желанием вытащить из квартиры.
Сашка шёл по жизни с улыбкой на лице и восторгом в глазах. Его не сломали побои отца и отъезд матери. Матвей тоже не съёжился в тряпку, хотя те же обстоятельства превратили его в прямую противоположность лучшего друга. Но они жили с этим с самого детства, а он даже врать не научился, потому что ему это не надо было. Мать его любила, сверстники не издевались, учителя не жаловались.
– Извини…- тихо прошептал Яр.
А Сашка повернулся, запустил в него порцией мыльной воды… и опять улыбнулся.
– Ну и дурак,- спокойно сказал он.- Пшёл живо с глаз моих, напялил чего потеплее и сваливаем во двор. Там извинишься. А если ты за Матвея переживаешь,- не дав открыть рта другу, продолжил парень,- то всё схвачено.- Пожевал губы, как всякий раз, когда не хотел говорить.- В общем, он разрешил.
– Ты о чём?
– Погулять с тобой на улице.
– Матвей разрешил? Ты у него… спрашивал?- внутри поднималась серая злая буря. С одной стороны спасибо за такую предусмотрительность, с другой – Сашка уже записал его в комнатные питомцы, разрешение на выгул спрашивает. А главное – знает. Он должен обо всём знать, раз спросил у Матвея. О «Кедре», откуда его забрали под домашний арест. О ссоре, если не испугался его привиденческого образа. Значит, и об истории с Лисой, из-за которой его побили. И наверняка о том, что Матвей на нём помешался, Сашке тоже известно. Этому прощелыге всегда всё известно – там, где не хватает фактов, он добивает логикой, а о необычном подарочке Никифорова своему новому подчинённому наверняка та же Лиса в порыве злости рассказала.
Сашка нехотя поднял глаза.
– Он мне сам позвонил и попросил.
– Почему?
– Потому что ты дох два дня, а пристрелить рука не поднялась!
– С каких это пор у вас такая нежная дружба? После того, как ты в зоопарке ему растрепал, где я сейчас живу?
– Не кипятись.
Лучше бы стал оправдываться и отнекиваться! А ведь он просто так про зоопарк брякнул, хотя Сашка там действительно оставался.
– Знаешь, Саш… иди, а? Я едва ногами перебираю, а то пинка бы напутственного отвесил. Иди.
– Конечно,- невозмутимо согласился Сашка.- С тобой и пойду. Хватит из себя Кентерберийское привидение изображать.
Схватил Яра за руку и поволок на выход.
– Пусти! Пусти, кому говорят?- и, ненавидя себя, со злостью,- Или хочешь, чтоб я своему любовнику пожаловался?
Сашка остановился у двери, обернулся. Ну да, в глазах ни капли удивления. Всё он знает. Хоть бы взгляд отвёл.
– Или сам на меня запал?
– Балда,- беззлобно бросил друг и накинул на плечи пайту, лежащую у комода. Матвееву. Ту самую…
– Нам есть о чём потрепаться. Пойдём тебе настроение поднимать.
…К вечеру на водохранилище было тихо и безлюдно. Холодная после дождей вода отпугнула купальщиков, да и земля раскисла, чавкает под ногами. Сам Яр прошёл по неприметной тропе под деревьями, где было больше травы. Она удержала землю от расползания в кашу. Минул знакомую вытоптанную поляну с остатками нескольких кострищ, обложенных почерневшими от огня камнями. Просека, заросшая плетями ежевики, гнилой пенёк, облепленный поганками, по тропинке и влево – к шумящей за кустами шиповника воде.
На знакомых мостках сидела такая же знакомая фигурка. Опять разбулась и, наплевав на холод, опустила в воду ноги. Обернулась, когда под Яром скрипнули доски, неласково смерила болотными глазами.
– Что ты здесь делаешь?
– Тебя искал.
Лиса фыркнула.
– Хочешь за прошлый раз отыграться и показать, что ты таки мужик? Прости, мне с тобой не понравилось.
– Мы с тобой не спали.
Девушка перебрала ногами в воде.
– Хм… значит, Шурка только прикидывался бессознательной тушкой и таки всё слышал? Думаю, он же и вызвонил твоего братишку, чтоб пришёл и забрал из лап мерзкой горгульи свою принцесску… Ну да, я тебя просто довела, чтоб ты кончил на постель.