При этом с разных сторон обращают внимание на симптомы революции в самой России. Лавер- дан49, Герцен, Мишле в 1850—1852 гг. настоятельно указывали на внутренние слабости этого гиганта и предрекали русскую революцию, победа которой явится триумфом цивилизации и демократии.

Французское общественное мнение довольно спокойно принимало перспективу войны с Россией. В 1854 г. влиятельный журналист Леон Фоше50 с цифрами показал, что Россия неспособна выдержать более двух военных кампаний из-за одного только плохого состояния ее финансов. Поэтому невысказанное, но жгучее желание взять реванш у победителя 1812 г. соединялось с уверенностью, что прежний триумфатор не сможет бесконечно противостоять двум великим державам, обладающим значительно большими экономическими и финансовыми ресурсами. Наполеон III расчетливо избрал в качестве главного врага того, кто вызывал вражду демократов, недовольство католиков, неблагодарность благонамеренных и желание реванша со стороны вообще всех французов. В этом смысле можно согласиться с Е.В.Тарле, что такая война была популярна. Абсурдная по своему смыслу и ничтожная по конкретным результатам, она на какой-то момент объединила общество вокруг императора французов и явилась в конечном итоге неким актом изгнания нечистой силы. В 1856 г. после преодоления значительно большего сопротивления, чем предполагалось, Франция избавилась наконец от страха перед Россией, давившим на нее в 1831— 1851 гг. Теперь открывался новый путь для русско- французских отношений: углублялись интеллектуальные связи, и не будь несчастных польских событий 1863 г.51, Наполеон III смог бы на целые четверть века раньше заключить драгоценнейший для французов союз на Европейском континенте52.

С другой стороны, можем ли мы считать, что в это время ближе узнали русскую культуру? Исчерпывающий ответ тем более неясен, что трудно определимо само понятие культуры. Если по отношению к личным контактам, впечатлениям от поездок, различным учреждениям и различным слоям общества баланс в целом, несмотря на множество пробелов и ошибок, представляется положительным, этого нельзя сказать о духовной жизни. В особенности непонятыми и даже искаженными остаются религия и история — чрезвычайно важные сферы, когда речь идет о стране с совершенно иными духовными традициями и другим прошлым. Судя по всему, наименее пострадала здесь литература, но заметно, что французов интересовали лишь те произведения и жанры, которые несут на себе самую поверхностную экзотику: Крылов, рассказы о Сибири, Кавказе и казаках. Наиболее значительные пробелы, почти полное неведение, относятся к проблемам, волновавшим русскую интеллигенцию: критика Белинского, споры вокруг естественных наук, оценка русского прошлого в противостоянии западников и славянофилов, православно-националистические взгляды Хомякова и Самарина, короче говоря, все то, что составляло идеологический фон русского общества сороковых годов. Этим объясняются взаимные упреки: в 1847 г. Герцен возмущен узким политиканством французских республиканцев и таких его друзей, как Сазонов и Бакунин, а Мишле пренебрежительно отметает «так называемую русскую литературу», в которой видит литтть бесплодное подражание Западу. И тем не менее, отдельные озарения пробиваются сквозь этот мрак. Хотя и нельзя утверждать, что французы действительно поняли и оценили во всей полноте русский гений, они все-таки хотя бы отчасти угадали его, а некоторые из них даже насладились этими новыми для Запада плодами.

ПРИМЕЧАНИЯ3

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1845 г . приехавший в Неаполь Николай I рассказы вал кавалеру де Кюсси о де Кюстине: «Да, в Петербург он явился с незавидной репутацией, а рекомендатель ные письма были у него от довольно сомнительных особ. Тем не менее, я не мог выказать неуважения ни к рекомендациям, ни к тем, кому они были адресова ны. Я принял его, хотя, признаться, и с некоторой не приязнью, но нимало сего не выказал а, напротив, был весьма хорош с ним. Вам известно, как он отблагода рил меня». ( Chevalier de Cussy . Souvenirs . Paris , 1909. Т. 2. P. 239).

Николаевская эпоха. Воспоминания французского пу тешественника маркиза де Кюстина. М., 1910.

Николаевская Россия. М., 1930 .

Ошибка автора. В журнале «Русская Старина» (1886. Т. LI , июль; 1890. Т. LXV , февраль; 1891. Т. LXIX , ян варь) был опубликован перевод Н.К.Шильдера «Россия и русский двор в 1839 году» — дневника полковника Гагерна, приезжавшего в Петербург в свите принца Александра, старшего сына принца Оранского.

Алексис Шарль Анри Клерель де Токвиль (1805—1859) — французский политолог, историк и политический дея тель. Убеждение в том, что Франция будет развиваться не по пути конституционной монархии английского образца, а как демократическое общество американ ского типа, побудило его отправиться в США, где он провел девять месяцев (1831—1832). В результате на блюдений, дискуссий с многими выдающимися амери канцами и чтения появилась книга, принесшая ему всеевропейскую известность: De la йётоагаИе en Ame – rique («Демократия в Америке», 1835, русский перевод 1897). Его приветствовали как нового Монтескье, он был награжден орденом Почетного Легиона и избран во Французскую Академию (1841). Вторая, заключи тельная часть «Демократии в Америке» появилась лишь через пять лет, в ней Токвиль исследовал влия ние равенства на общества. В 1839 г . он был избран в Палату депутатов, где занял независимое положение. Революцию 1848 г . он предсказал за несколько недель до ее начала. Несмотря на неприятие социалистичес ких идей, Токвиль с июня по октябрь 1849 г . занимал пост министра иностранных дел, а в 1850 г . был избран вице-президентом Учредительного собрания. Аресто ванный на короткое время при государственном пере вороте 1851 г ., он лишился всех должностей из-за от каза присягнуть новому режиму, после чего вновь об ратился к литературной деятельности. В 1856 г . появи лась его книга L ' Ancien R lb gime et la Revolution («Ста рый режим и революция», русский перевод 1896). Те перь будущее Франции как заложницы своего про шлого, представлялось ему уже не столь демократи ческим. Эта книга вновь вывела его на арену обще ственной жизни, и он был с триумфом встречен в 1857 г . в Англии, однако уже через два года Токвиль скончался, не завершив свой труд о Французской ре волюции.

«Репутация Токвиля достигла апогея в первое де сятилетие после его смерти, когда Европа готовилась к всеобщему избирательному праву, а во Франции на чалось возрождение либерализма. Издание десятитом ного собрания его сочинений (1860—1866) было встре чено как наследие мученика свободы. В Англии Ток виля постоянно упоминали при обсуждении избира тельной реформы, а в Германии — в спорах о феде рализации. Но после 1870 г . его имя стало постепенно стушевываться, и к началу нового века он был почти забыт, а его труды рассматривались как устаревшая классика. Новому поколению, верившему только в по зитивное знание, они казались слишком абстрактными

и умозрительными. Кроме того, предсказанная Токви- лем демократия, казалось, так и не достигнута — он не предвидел ни глубину нового неравенства, ни те конфликты, которые были вызваны индустриализа цией, национализмом и империализмом. В Европе так и не появилось бесклассовое общество, а шовинизм и империализм проникли даже в Америку. /.../

Тоталитарные режимы XX в., бросившие вызов самому существованию свободных институтов, поро дили «токвилевский ренессанс». На первый план вышло его стремление защитить свободу общества, анализ скрытых тенденций его развития, а также пло дотворные философские и социологические гипотезы. /.../ Снова, как и в 1850-х и 1860-х годах, Токвиль ока зался на вершине популярности. /.../ Несомненно, что и в будущем он останется авторитетом для всех, кто отрицает статичные авторитарные порядки и разделя ет его веру в неизбежное исчезновение классовых различий и его понимание свободы, как высшей поли тической ценности».

(The New Encyclopaedia Britannica. Macropaedia, 1980. Vol . 18. P . 470).

6 В 1956 г . в Монако издательством Editions du Rocher был издан небольшой том Marquis de Custine . Souvenirs et portraits . Textes choisis et presentes par Pierre de Lacre – telle с весьма интересным биографическим введением (62 стр.) составителя этого сборника. В следующем году к столетию смерти Кюстина тот же издатель вы пустил в свет первую его биографию, написанную маркизом де Люппе, который не только собрал кол лекцию кюстинианы, но и широко использовал пере писку Кюстина и другие документальные свидетель ства из архивов приятелей и знакомых маркиза. Автор уже давно интересовался Кюстином и лет за тридцать до того опубликовал его письма к маркизу де Лагранжу. Помимо всех обстоятельств путешест вия в Россию (в связи с этим для меня была чрезвы чайно ценной работа проф. Кадо), по отношению к чисто биографической стороне я прежде всего обязан своими сведениями именно книгам, опубликованным в Монако.