Что наконец-то она станет женщиной, которая достойна любви Джонни Брансона.

Но вместо всего этого она чувствовала только одно: разочарование. Сторвик умер. А в ней ничего не переменилось.

Почуяв, что она проснулась, Смельчак неуклюже поднялся на лапы. Он пролежал возле нее весь день — непростая задача для подвижного зверя. Его глаза смотрели на нее без осуждения, точно он был счастлив, что спас их и был готов сделать это еще раз.

Борясь со слезами, она отвернулась. Неразумное животное и то проявило больше отваги.

Два года она жила ради того, чтобы все исправить. В следующий раз она будет сопротивляться. Даст ему отпор. Заставит заплатить за то, что он сделал с ее отцом.

За то, что он сделал с ней.

Но когда пришло время, оказалось, что ничего не изменилось. Да, на этот раз, несмотря на страх, она отбивалась, но она не смогла спасти себя. Более того, она и Джона подвергла опасности. Не ее храбрость выручила их, а собака.

Ее мужская одежда, оружие, показная бравада — все обернулось глупым маскарадом.

Как и зачем ей жить дальше? Два года она дышала местью. Мимолетные радости сложились в лестницу, которая вывела ее из бездны. Они поддерживали в ней жизнь, чтобы, когда придет время, она расправилась со своими демонами.

Оказалось, что демоны не остались на дне. Они ждали ее наверху лестницы, живые и невредимые.

Кейт протянула руку, чтобы погладить пса, и тот обнюхал ее лицо, как будто через запах пытался дознаться, почему она опечалена.

Она снова зажмурилась, но слезы пробились сквозь веки. Она подвела Джонни. Как теперь смотреть ему в глаза? Может, в постели она и одолела своих воображаемых демонов, но что толку. Он чуть не умер из-за ее никчемности.

Если не выходить из спальни, то в конце концов он уедет. Заберет людей, которых обещал ему Роб, и отправится к королю. И ей больше никогда не придется смотреть в его голубые глаза.

Прячась от света, она уткнулась лицом в подушку.

* * *

Спроси себя, насколько сильно она тебе дорога.

Слова Бесси будто ударили его наотмашь.

Покачнувшись, Джон ухватился за стену, уже не ощущая в камнях надежную опору. Будто сквозь пелену до него донеслась баллада, сложенная в его честь.

Храбрый Джонни Тряпка, голубоглазый Брансон,

Встретил врага на Горбатом холме...

О, да. Он был храбрым. Он гнался за Вилли до самого конца, рискуя жизнью, рискуя расположением короля. Он убеждал всех вокруг и заодно самого себя, что пошел на это только затем, чтобы побыстрее вернуться ко двору.

Но никакой истинной храбрости в этом не было.

Когда он вернулся домой, его жизнь изменилась. Он сам изменился. Он стал Брансоном и захотел разделить свою жизнь с Кейт. Здесь. Дома. Все его прежние желания померкли.

Хватит ли ему храбрости, чтобы признаться в этом?

В поисках уединения он вышел из зала и сел на лестнице, на том самом месте, где когда-то сидел в темноте вместе с Кейт.

Он долго откладывал мысли о будущем. Сперва нужно найти Сторвика. Затем исполнить приказ короля. Но сидя в тепле замка, в окружении товарищей, чьи голоса эхом отражались от каменных стен, он понял, что, сам того не осознавая, сделал выбор уже давно, много недель назад.

Где-то далеко король выступал в поход, и в его войске не было Брансонов.

Его судьба оказалась связана с родными холмами в момент, когда он поклялся выследить ее врага. Уже тогда было ясно, что он не вернется в Стерлинг, однако он был слишком слеп, чтобы понять это. И слишком труслив, чтобы признать.

Он убеждал себя, что Кейт была просто средством для достижения цели, но он заблуждался. Она сама была его целью. Как бы ни болела ее рана, она заживет, если они будут вместе.

Задавай вопросы ей, а не мне, сказала Бесси. Какие вопросы? Согласна ли ты разделить со мной жизнь?

Но он не мог задать этот вопрос. По крайней мере, не сейчас.

Ты больше не Брансон. Я не позволю тебе остаться.

Так в самом начале сказал брат. После они скакали верхом бок о бок, сражались плечом к плечу. Но Роб остался при своих словах.

И Джон не просил, чтобы он забрал их обратно.

Он посмотрел в оконце. Свежий снег припорошил мерзлую землю. Ветер, порывистый и холодный, продувал долину насквозь, и ледяная сырость проникала под кожу.

Но во всем мире не существовало другого места, где бы он хотел быть.