Шрифт:
Я же не сводил глаз с незнакомца. Он почти не пострадал, что само по себе было удивительно. Я опалил волосы в десяти метрах от дома, а он… Да, его одежа была прожжена в нескольких местах и густо дымилась, а лицо покрывала маска копоти. Но какие это были пустяки, если учесть, что этот человек прошел через этаж, охваченный огнем.
И тут до меня донесся приглушенный, полный удивления и почтения шепот толпы:
— Да это же Тиметиур Огнеборец!
— Не может быть!!! Тот самый Огнеборец?!
— Да-да, это он! Я видел его мальчишкой. Это он!
Цанхи? Еще один цанхи?
Тиметиур между тем скользнул взглядом по толпе и замер, заметив стоявших в первых рядах стражников. Я проследил за его взглядом и понял причину его беспокойства: среди простых стражей порядка я заметил людей, облаченных в золотисто-черные наряды…
Гайверы…
Они тоже сверлили Огнеборца взглядами… полными ненависти.
Прежде чем они начали действовать, Тиметиур выхватил из-за пояса свою плеть и, разглядев кого-то в толпе, бросил ему свое единственное оружие. Гайверы пришли в движение. Отправив вдогонку за человеком, уносившим плеть, кого-то из стражников, они, вооруженные замысловатыми жезлами, похожими на округлые бумеранги, приблизились к Огнеборцу. Остальные стражники нехотя зашли к Тиметиуру с тыла.
— Именем Кувена Непримиримого приказываю тебе сдаться и следовать за нами! — объявил один из гайверов, целя в Огнеборца своим жезлом.
Тиметиур бросил взгляд в толпу. Его арест явно пришелся не по вкусу свидетелям его героического поступка, и стражникам пришлось развернуться, чтобы пригрозить алебардами недовольным, начавшим сжимать плотное кольцо вокруг места происшествия. Им на выручку пришли гайверы. Один из них, воспользовавшись жезлом, запустил в небо ломанную ветвистую молнию, а другой прочертил на мостовой у ног недовольных огненную полосу, переступить через которую никто не посмел.
Заложив руки за спину, невозмутимый Тиметиур покорно последовал за гайверами, чей отход прикрывала городская стража.
— Куда вы его? — спросил кто-то из толпы.
— Понятное дело куда — в Прайю, — бросил через плечо один из стражников.
Я, как и большинство собравшихся, с сожалением провожал процессию взглядом. Человек, только что спасший ребенка — мальчишка пришел в себя и тихо плакал, глядя на догоравший дом, — был виновен только в том, что обладал Даром, отличавшим его от остальных людей…
В след уходящему Огнеборцу смотрели все, даже одноглазый мужчина, кутавшийся в плащ с капюшоном. Правда, в его взгляде не было ни сострадания, ни досады. Только ненависть…
и ЖАЖДА.
Когда конвой скрылся за углом, он досадно поморщился, грубо растолкал окружавших его людей и, пройдя по улице, свернул в соседний переулок. Здесь, где его никто не мог увидеть, он взмахнул руками, отчего плащ разлетелся в стороны языками черного пламени, и тут же распластался по мостовой Тенью, устремившейся в темноту переулка.
Глава 11
Лишь ближе к вечеру Растиф в полной мере осознал, что он натворил. Своей несдержанной выходкой он нажил себе могущественных врагов. Еще бы: похищение артефактов из Хранилища, избиение гайверов при исполнении, нападение на высшего представителя Братства…
Но после того как он узнал о том, кто стоит за убийством его родителей, трудно было сдержаться.
«Маффас… Лицемерная тварь…»
Он приказал расправиться с беззащитным рыбаком и слабой женщиной, а потом, на протяжении долгих лет спокойно смотрел в глаза их ребенку, называя его своим сыном…
Впрочем, как оказалось, его мать была не такой уж слабой. Она была цанхи. И не просто цанхи: ее имя знал весь Варголез — Рута, Поднимающая мертвых… Этим именем до сих пор пугали детей. Наверное, поэтому женщина после войны Мастеров решила сменить его и начать новую жизнь в глухой деревушке на берегу озера Рахи.
Растиф силился припомнить нечто зловещее в ее образе, в ее поведении, в ее взгляде, но примеров тому не было. Его мать была нежной, доброй, отзывчивой. Муж не чаял в ней души, пылинки с нее сдувал, да и в деревне она пользовалась уважением. А в прошлом…
А что в прошлом? Достоверно известно лишь о том, что она помогла Шторну в битве у Аргенского водопада. Остальное — досужие сплетни и разыгравшаяся фантазия варголезских кумушек.
Мало ли их было — ни в чем не повинных Мастеров, наделенных безобидным Даром, из-за которого Братство преследовало их до самой смерти?
И он, Растиф Кавери, был одним из тех, кто, подобно ретивому псу, шел по их следу, находил и предавал в руки «правосудия».
«Стыдно…»
Зато теперь, когда он, наконец, прозрел, преследовать будут его самого. В этом Ищейка не сомневался. Братство не прощает нанесенных ему обид. А уж Маффас — тем более.