— Саманта! — восклицает он.

— Дэвид, — вторит ему Саманта, придавая имени французский акцент.

— А ты кто? — спрашивает он, глядя на меня с дружественным любопытством.

— Кэрри Брэдшоу, сэр, — я протягиваю ему руку.

— Просто чудесно, — почти вскрикивает он, — меня не называли "сэром" с тех пор как я в шортах разгуливал. Не то чтобы я особенно и разгуливал... Где ты прятала эту милую голубку?

— Я нашла ее на своем пороге.

— Ты приехала в корзинке, как Моисей? — он спрашивает.

— Поезд, — я отвечаю.

— И что же привело тебя в Изумрудный Город?

— Оуу, — я улыбаюсь. И принимая совет Саманты, я быстро ляпнула, — Я собираюсь стать известной писательницей.

— Как Кентон! — он воскликнул.

— Кентон Джеймс? — Я спрашиваю, затаив дыхание.

— А есть другой? Он должен быть где- то здесь. Если вы столкнетесь с очень маленьким человеком с голосом, похожим на миниатюрного пуделя, будете знать, что вы нашли его.

В следующую секунду, Дэвид Росс находится на полпути через комнату и Саманта сидит на коленях у незнакомого человека.

— Я здесь! — машет она с дивана.

Я проталкиваюсь мимо женщины в белом комбинезоне.

— Кажется, я только что увидела своего первого Хэлстона!

— Хэлстон здесь? — спрашивает Саманта.

Может быть, я на одной вечеринке с Хэлстоном и Кентоном Джеймсом... С ума сойти можно!

— Я имела в виду комбинезон.

— Ах, комбинезон, — протягивает она с преувеличенным интересом к мужчине под ней.

Насколько я вижу, он спортивный и загорелый, рукава закатаны до локтя.

— Ты меня убиваешь, — он говорит.

— Это — Кэрри Брэдшоу. Она будет знаменитым писателем, — внезапно говорит Саманта, принимая мое ранее заявление как факт.

— Ну, здравствуй, знаменитый писатель, — он протягивает мне руку, будто бронзовую.

— А это Бернард. Тот самый идиот, с которым я не переспала в том году, — шутит Саманта.

— Не хотел быть просто очередным твоим увлечением, — протягивает Бернард.

— Я уже не увлекаюсь никем, разве не знаешь?

Она вытягивает свою левую руку на всеобщее обозрение. На безымянном пальце у нее сверкает огромный бриллиант.

— Я помолвлена.

Она целует Бернарда в его темную макушку и оглядывает комнату.

— Кого тут нужно шлепнуть, чтобы раздобыть выпивки?

— Я схожу, — вызывается Бернард. Он встает, и на один необъяснимый момент это было подобно всему моему будущему на ладони.

— Пойдем, знаменитый писатель. Лучше уж иди со мной, я тут единственный нормальный человек.

Он приобнимает меня одной рукой и протаскивает сквозь толпу.

Я оглядываюсь на Саманту, но она только улыбается и машет мне рукой, и эта огромная блестяшка отражает последние лучи солнца. И как только я раньше это кольцо не заметила? Должно быть, я была занята тем, что замечала все остальное.

Бернарда, например. Он довольно высокий. У него прямые темные волосы, чуть сгорбленный нос. Орехово — зеленоватые глаза и лицо, выражение которого меняется каждую секунду — от скорбного к довольному, словно два разных человека имеют одно лицо.

Я не совсем понимаю, почему он уделяет мне столько внимания, но я польщена. Люди приходят, поздравляют, а до меня доносятся обрывки их разговоров, будто пушинки одуванчика.

— Ты ведь никогда не сдаешься, ты не...

— Криспин знаком с ним, и он просто в ужасе.

— И я сказал: «Почему бы тебе не составить диаграмму?»...

— Ужасно! Даже ее бриллианты выглядят пошло...

Бернард подмигивает мне. И внезапно полное его имя приходит мне на память — Бернард Сингер, драматург?

Это просто не может быть, паникую я, в то же время прекрасно понимая, что это он. Как, черт возьми, такое могло случиться? Я в Нью-Йорке, если быть точным, еще только два часа, а я уже тусуюсь с крутыми и знаменитыми?

— Еще раз, как тебя зовут? — спрашивает он.

— Кэрри Брэдшоу.

Внезапно я вспоминаю название его пьесы, ту самую, что выиграла Пулитцеровскую премию — "Рассекая волны".

— Я лучше отведу тебя назад к Саманте, прежде чем сам отвезу домой, — он мурлычет.

— Я не хочу идти, — говорю я, с кислым видом. Кровь закипает в моих ушах. Мой бокал шампанского весь в поту.

— Где ты живешь? — Он сжал мое плечо.

— Я не знаю.

Он громко хохочет.

— Ты сирота? Ты Энни?

— Я предпочла бы быть Кандид. — Мы повисли напротив стены, возле французской двери, ведущей в сад. Он скользит вниз, так что мы на одном уровне глаз.