И вспомнил, что мой милый, мой

друг теперь на пути ко мне,

о, тогда я был счастлив,

И воздух стал слаще, и пища сытнее,

и пригожий день так

чудесно прошел,

И с таким же весельем пришел

другой, а на третий под вечер

пришел мой друг,

И ночь наступила, и все было тихо, и

я слушал, как

неторопливые волны катились

одна за другою к

земле,

Я слушал, как шуршали-шипели пески

и вода, будто шептали,

меня поздравляя,

Потому что, кого я любил больше

всех, тот лежал рядом со

мною, спал под одним одеялом со

мною в эту прохладную

ночь,

И в тихих лунных осенних лучах его

лицо было обращено

ко мне,

И рука его легко лежала у меня на

груди, - и в эту ночь я был

счастлив.

Я ВИДЕЛ ДУБ В ЛУИЗИАНЕ

Я видел дуб в Луизиане,

Он стоял одиноко в поле, и с его

ветвей свисали мхи,

Он вырос один, без товарищей,

весело шелестя своей темной

листвой,

Несгибаемый, корявый, могучий,

был он похож на меня,

Но странно мне было, что он мог в

одиночестве, без единого

друга, шелестеть так весело

листвой, ибо я на его месте

не мог бы,

И я отломил его ветку, и обмотал ее

мхом,

И повесил ее на виду в моей комнате

Не затем, чтобы она напоминала мне

о милых друзьях

(Я и без того в эти дни ни о ком

другом не вспоминаю),

Но она останется для меня чудесным

знамением

дружбы-любви,

И пусть себе дуб средь широкого

поля, там, в Луизиане,

искрится, одинокий, под солнцем,

Весело шумя своей листвой всю

жизнь без единого друга, -

Я знаю очень хорошо, что я не мог

бы.

НЕЗНАКОМОМУ

Незнакомый прохожий! ты и не

знаешь, как жадно я смотрю

на тебя,

Ты тот, кого я повсюду искал (это

меня осеняет, как сон).

С тобою мы жили когда-то веселою

жизнью,

Все припомнилось мне в эту минуту,

когда мы проходили

мимо, возмужавшие,

целомудренные, магнитные,

любящие,

Вместе со мною ты рос, вместе мы

были мальчишками,

С тобою я ел, с тобою спал, и вот твое

тело стало не только

твоим и мое не только моим.

Проходя, ты даришь мне усладу твоих

глаз, твоего лица, твоего

тела и за это получаешь в обмен

мою бороду, руки

и грудь,

Мне не сказать тебе ни единого слова,

мне только думать

о тебе, когда я сижу, одинокий,

или ночью, когда я,

одинокий, проснусь,

Мне только ждать, я уверен, что снова

у меня будет встреча

с тобой,

Мне только думать о том, как бы не

утратить тебя.

В ТОСКЕ И В РАЗДУМЬЕ

В тоске и в раздумье сижу, одинокий,

И в эту минуту мне чудится, что в

других странах есть такие

же люди, объятые тоской и

раздумьем,

Мне чудится, что стоит мне

всмотреться, и я увижу их

в Германии, в Италии, в Испании,

во Франции

Или далеко-далеко - в Китае, в

России, в Японии, они говорят

на других языках,

Но мне чудится, что если б я мог

познакомиться с ними, я бы

полюбил их не меньше, чем своих

земляков,

О я знаю, мы были бы братьями, мы

бы влюбились друг

в друга,

Я знаю, с ними я был бы счастлив.

КОГДА Я ЧИТАЮ О ГОРДЕЛИВОЙ

СЛАВЕ

Когда я читаю о горделивой славе, о

победах могущественных

генералов - я не завидую

генералам,

Не завидую президенту, не завидую

богачам во дворцах,

Но когда говорят мне о братстве

возлюбленных - как они

жили,

Как, презирая опасность и людскую

вражду, вместе были всю

жизнь, до конца,

Вместе в юности, в зрелом и

старческом возрасте, неизменно

друг к другу привязаны, верны

друг другу, -

Тогда опускаю я голову и отхожу

поспешно - зависть съедает