Шрифт:
Тут она столкнула вниз стоявшую на самом краю корзинку. Привязанная на длинной веревке корзинка служила средством для угощения сластями соседских детей в те дни, когда она не чувствовала в себе сил покинуть свою комнату.
Эмили следила за падением корзинки. Казалось, она кувыркается вниз с неестественной медленностью, будто ей, чтобы падать в пронизанном светом весеннем воздухе, требовалась Грозная Приглушенная Вечность.
Однако корзинка все же достигла конца своей привязи, несколько раз подпрыгнула с угасающей энергией, и Время возобновило свой обычный ход.
Внимание сумасшедшего наконец-то было привлечено. Он повернулся и из-под скалистых бровей устремил вверх на Эмили взгляд глубоких серых глаз. Снял шляпу, отвесил поклон и разразился странно метрической речью:
– Двадцать восемь парней купаются возле берега, двадцать восемь парней и все такие зовущие; двадцать восемь лет женской жизни и все такие одинокие. У нее прекрасный дом на берегу, она прячется, красивая, пышно одетая, за ставнями окна. Какой из парней особо ей нравится? Даже самый невзрачный из них прекрасен в ее глазах!
Негодование пришло на смену смущению. Эмили выпрямилась и совладала с голосом:
– Если вы, сэр, предаетесь какой-то странной поэзии, поверьте, она произведет больше впечатления в устах одетого барда! И позвольте вам сказать, что мой возраст ближе к тридцати, чем к двадцати восьми!
И Эмили захлопнула ставни между собой и голым мужчиной.
Дрожа от ярости и бессилия, Эмили бросилась вниз по лестнице, ее волосы все еще сохраняли беспорядок сна.
В кухне она увидела, что ее младшая сестра Лавинья щурится сквозь канифасовую занавеску на моющегося мужлана, который теперь усердно ополаскивался, окатывая себя ведрами дождевой воды из бочки.
– Винни!
Сестра Эмили подпрыгнула.
– Эмили! Так ты его видела?
– Конечно, видела. Как я могла бы пропустить подобное зрелище? Мое зрение слабо, не отрицаю, но не настолько. Могу только надеяться, что мама не стала свидетельницей этого наглого вторжения. Ты знаешь, ее здоровье оставляет желать лучшего, и даже вообразить не могу, как бы это на нее подействовало. Винни, что нам делать? Если бы здесь был папа! Кто-то из нас должен сбегать за шерифом, Винни, и боюсь, Винни, сделать это придется тебе.
Лавинья недоуменно посмотрела на сестру:
– Сбегать за шерифом? Но для чего? Эмили с таким же недоумением ответила:
– Но это же яснее пятен на лепестках тигровых лилий! Чтобы арестовать этого голого бродягу, а то для чего же!
– А-а. Так ты не знаешь!
– Не знаю чего?
– Этот джентльмен и его спутники – гости нашего брата. Наверное, наш Геркулес забрел сюда из «Лавров», хотя, право, не могу сказать, зачем ему понадобилось устраивать такое представление.
Снаружи под плеск воды зазвучала зычная декламация моющегося:
– Я праздную себя, себя пою! И что я принимаю, примешь ты. Ведь каждый мне принадлежащий атом, он и тебе принадлежит!
Эмили покачала головой.
– Фу, что за виршеплетство! – И вновь обратившись к сестре, она задала еще один вопрос: – Даже признав за ним статус гостя Остина, почему мы должны делать для него исключение, когда дело касается основы основ вежливости?
Глаза Лавиньи открылись еще шире:
– Ты правда не поняла, кто он?
– А каким образом? Никаких блях и эмблем на нем нет, как и carte de visite [118] .
118
визитная карточка (фр.). – Здесь и далее примеч. пер.
– Ах, Эмили, будь же серьезной! Даже такая домашняя мышка вроде тебя не могла не слышать про скандального Уолта Уитмена и его «Листья травы». Ведь первое издание было настолько шокирующим, что мистер Уиттиер [119] вынужден был сжечь книгу! И по слухам, бостонская фирма «Тейер и Элдридж» готовит к выпуску новое издание в этом году! Вот одна причина, по которой этот «Сын Маннахаты» [120] , как он себя именует, посетил нашу Новую Англию.
119
Уиттиер Джон Гринлиф (1807 – 1892) – американский поэт, убежденный аболиционист.
120
«Небесный остров» – индейское название Манхэттена.
Но есть и другая, более тайная причина – во всяком случае, так намекает Остин.
У Эмили подогнулись колени, и она рухнула в деревянное кресло со спинкой из перекладинок, не слыша дальнейших объяснений Винни. Она была способна только на одну мысль:
Наконец ОН пришел.
2
«Смерть – гибкий поклонник»
В корзинку с колесиками Эмили укладывала своих милых мертвых деток, рядок за рядком.
Наперстянки, царские кудри, анютины глазки, водосборы, ранние розы. Все ее любимицы падали жертвами ее беспощадных ножниц, плача нектарными слезами.