В некоторых публикациях можно прочесть, что происходила Елизавета Аветовна из рода знаменитого в Армении просветителя, поборника дружбы с Россией Хачатура Абовяна. Сама она говорила, что ей это неизвестно. Отец ее, выпускник юридического факультета Московского университета, из дворян, был учителем Эриванской духовной семинарии и вошел в историю Армении как член ЦК партии «Дашнакцутюн». В советское время это было не лучшей аттестацией.

С самого начала учебы в МАИ Елизавета Шахатуни участвовала в проектировании и строительстве планера. Вместе с другими создателями планера она начала летать на нем на подмосковной планерной станции. Очень скоро студенческую конструкцию «разбили в щепки» и перешли на учебные планеры Олега Антонова, которые стал выпускать планерный завод. «Летать я так и не научилась, — признавалась Елизавета Аветовна, — видимо, к этому не было способностей». Но к прочности она прикипела…

После окончания с отличием МАИ в 1935 г. Елизавета Шахатуни по распределению работала в КБ С.В. Ильюшина в неинтересной ей бригаде оборудования. В 1936 г. она перешла в качестве единственного прочниста в КБ Антонова на тот самый планерный завод. Вскоре они поженились, а в 1948 г. у них родилась дочь Анна.

Когда в 1938 г. производство планеров закрыли, Елизавета Шахатуни перешла в КБ С.А. Лавочкина, где участвовала в создании самолета ЛаГГ-3. В 1941 г. она вновь как главный прочнист рядом с O.K. Антоновым, которому поручили создание десантно-транспортных планеров. В годы войны их использовали для доставки продуктов в блокадный Ленинград, антифриза для танковых моторов в сражавшийся Сталинград, патронов и медикаментов партизанам. С тех пор Елизавета Аветовна участвовала в создании всех планеров и самолетов ОКБ Антонова. Перерыв, с одобрения мужа, был лишь с 1943 по 1945 гг., когда она работала в ОКБ А.С. Яковлева. Там она прошла хорошую школу в бригаде прочности при создании знаменитых истребителей, в частности, и при разработке одного из первых отечественных реактивных самолетов Як-15. Бригадой прочности руководил известный в авиапромышленности специалист, один из авторов первого справочника по прочности самолета С.Я. Макаров. «У него я научилась работе над созданием реального самолета, — писала Елизавета Аветовна. — Научилась принимать инженерные решения под собственную ответственность, обрела чувство уверенности в себе».

Когда в 1946 г. было создано ОКБ O.K. Антонова в Новосибирске, Е.А. Шахатуни возглавила в нем работы по прочности. Все основные авиационные КБ Советского Союза работали, как известно, в Москве. Особенность КБ Антонова, на которую указывала Е.А. Шахатуни, заключалась в том, что оно всегда находилось вдали от научных институтов отрасли и руководства авиапромышленности. Шесть послевоенных лет КБ работало в Новосибирске, а с 1952 г. — в Киеве. «Это обстоятельство, — говорила Елизавета Аветовна, — научило нас большей самостоятельности, мы создали свою экспериментальную базу. Наша прочностная лаборатория не уступает лаборатории ЦАГИ как по габаритам, так и по оснащенности. Мы имеем виброакустическую лабораторию, аэродинамическую трубу и многое другое. Я думаю, что это пошло нам, и, в частности, мне, на пользу, потому что мы научились работать без нянек. Впрочем, необходимые консультацию и помощь мы все же получали — и, в частности, от ЦАГИ».

Елизавета Аветовна как главный прочнист ОКБ Антонова теснейшим образом была связана с ЦАГИ и пользовалась исключительным уважением не только у прочнистов, но и у аэродинамиков института, не только у рядовых исполнителей, но и у руководителей. Этим она была обязана своим знаниям, опыту, никогда не изменявшему ей здравому смыслу, твердым убеждениям, интеллигентности.

«Моя профессия стала для меня особенно интересной, когда возникли вопросы усталостной прочности и ресурса конструкции. Наука по этим вопросам не была разработана в начале моей работы в области прочности, и на моих глазах она начала развиваться. С самим понятием усталости авиационных конструкций я познакомилась в начале пятидесятых годов по статьям доктора технических наук Н.И. Марина… С каждым годом наша работа в этой области совершенствовалась. Мы достигли для самолета Ан-24 максимальных значений прочностного ресурса по сравнению со всеми самолетами, созданными в бывшем Советском Союзе.

Перед прочнистами фирмы возникало много вопросов, связанных с безопасностью эксплуатации самолетов. Эти вопросы носят особую окраску… В чем заключается мой личный вклад в создание наших самолетов, об этом не мне судить. Время шло, возраст перевалил все пенсионные рубежи. Я попросила освободить меня от руководства. В настоящее время работаю как консультант. Меня радует то, что, отойдя от оперативной работы, я вижу, что кадры, которые остались на ключевых местах наших прочностных служб, работают слаженно и на высоком профессиональном уровне.

Все это я написала для Вас, чтобы Вы поняли, что ничего особенного не было в моей трудовой деятельности. Я росла вместе с фирмой от простого Ан-2 до Ан-124. Вот и все».

Потом я послал Елизавете Аветовне и Анне Олеговне Антоновой, выпускнице МФТИ в Жуковском, а ныне профессору математики Национального авиационного университета в Киеве, другую свою книгу — о летчике-испытателе С.Н. Анохине, которого они хорошо знали, и получил в ответ теплые, сердечные слова, которыми очень дорожу.

Елизавету Аветовну Шахатуни и ее мужа Генерального конструктора Олега Константиновича Антонова хорошо знала врач поликлиники ЦАГИ Антонина Трофимовна Борина. Они были душевно близки с Елизаветой Аветовной, и Антонина Трофимовна не без гордости говорила: «Она мне, по-моему, доверяла». А.Т. Борина была в свое время замужем за их общим другом планерной юности А.А. Бориным. В 1941 г. в Саратове он был осужден на 10 лет по 58-й (политической) статье и оказался в тех самых жестоких застенках, откуда мало кому удавалось выйти и где погиб академик Н.И. Вавилов. В своей книге «Преступления без наказания» Борин вспоминал о тех тяжелых днях: «Пришла еще одна посылка от Олега. Он никогда не давал мне повода усомниться в своих добрых чувствах, но, зная его непрактичность, не сомневался, что это дело рук Веты». Да, именно Елизавета Аветовна и Олег Константинович заботились о своем товарище, именно они в 1946 г. смогли вытащить его из нечеловеческих тюремных условий, добившись перевода в гораздо более щадящую «шарагу» в Таганроге. Борин никогда не забывал о тех, кто его вызволил и, по сути, спас: «Много лет спустя я узнал, что своим вызовом был обязан Олегу (точнее говоря, Вете, — ему бы такой шаг просто не пришел в голову). В ту пору Олег Антонов находился в Новосибирске и выполнял одновременно обязанности начальника СибНИИА и главного конструктора завода. Как рассказывала Вета, Олег жаловался: «Я пытаюсь опереться на моего заместителя по науке, а рука уходит в пустоту. Вот если бы у меня были Саша Борин и Борис Раушенбах…»

Как рассказывала Антонина Трофимовна, крайне истощенного Борина перевели в таганрогскую «шарагу» по ходатайству Елизаветы Аветовны перед наркомом авиационной промышленности. Затем Борина выслали в Джезказган на вечное поселение. Там они с Антониной Трофимовной поженились, а после его реабилитации в 1956 г. переехали в Киев. Здесь Борин, не имея высшего образования, стал фактически главным аэродинамиком ОКБ Антонова 1*. (Как написала мне Анна Олеговна Антонова: «Мама читала книгу А. Борина и утверждала, что вызов сделал отец»).

«В Киеве нам дали квартиру, все поначалу было хорошо! — вспоминала Борина. — Но по работе муж не стал ладить с Елизаветой Аветовной. Как я ни просила Борина, чтобы он делал так, как она считает нужным, — все было впустую. Елизавета Аветовна была очень требовательной в работе. КБ Антонова только становилось на ноги. От ведущего аэродинамика зависело многое, но он, видимо, не оправдал ее ожиданий. Она мне говорила открыто: «Борин ничего особенного из себя не представляет. Ну, умен. Но ничего особенного — как все!»