Взлетели и заняли зону. Я дал Зимину задание выполнить виражи, перевороты, петлю, штопор по два витка вправо и влево, глубокую спираль, заход на посадку. Мелкие виражи и петлю он выполнил прекрасно, на глубоких виражах сразу зарывался и сваливался в глубокую спираль, затем плохо сделал переворот и совершенно не мог справиться с выводом из штопора. После вполне нормальной посадки я усадил Зимина напротив себя и предложил самому разобрать ошибки. Он все рассказал правильно, ясно было, что теорию знает отлично. Ладно, взлетели второй раз, только теперь сначала я сам показал всю программу с подробнейшими комментариями, что и как надо делать, затем он все повторил с моими подсказками. На земле еще раз вместе разобрали все ошибки и снова пошли в зону. На этот раз Зимин все сделал как положено, и я тут же подписал решение о его переводе на Р-1, но решил разобраться до конца, в чем была причина его ошибок. Отпустив Зимина и недовольного моим решением инструктора, пошел поговорить с курсантами из его группы. Те долго мялись, но потом с оглядкой и под обещание, что все будет «между нами», рассказали о причине конфликта между курсантом и инструктором. Последний, имея вполне объяснимые пробелы в своем образовании, плохо знал теорию полета, постоянно путался в формулах, и во время занятий Зимин, хорошо знавший математику, не выдерживал, сам шел к доске и все выкладки расписывал заново. Инструктор его за это просто возненавидел и решил отчислить во что бы то ни стало. Поэтому он ничему и не учил Георгия в воздухе.

Пришлось вызвать этого горе-инструктора и его командира звена, устроить им небольшой разнос. «Как же так, – возмущался я, – когда мы ночами сидели над теорией, некому было нам подсказать, помочь. А тут человек после института, да его надо было пригласить в выходные к себе домой, вместе позаниматься, разобрать то, что непонятно. И польза была бы для вас огромная, и авторитет ничуть не пострадал бы».

Георгий Васильевич Зимин успешно закончил нашу школу, стал замечательным летчиком-истребителем. В 1943 году ему было присвоено

звание Героя Советского Союза, а после войны он командовал 16-й Воздушной армией в Группе Советских Войск в Германии, руководил Военной командной академией ПВО в городе Калинине, стал маршалом авиации.

Летом в наше училище прибыл Я. И. Алкснис для проверки техники пилотирования инструкторов на Р-1. Когда я с ним взлетел, он дал задание: полет по кругу, высота 300 метров, над посадочным «Т» выключение мотора, разворот на «Т» и посадка. Спрашивает:

– Знаете французский метод захода на посадку?

– Знаю, «змейка».

– Выполняйте!

Метод «змейка» довольно сложен, применялся в основном для посадки на ограниченную по размерам площадку, когда по каким-либо причинам нельзя от нее удаляться. Самолет при этом снижается, выписывая «восьмерки», и для нормальной посадки требуется очень точный расчет. Это упражнение тогда не удалось выполнить никому кроме меня, за что в награду от Алксниса я получил летные «рихтхофенские» очки. По результатам проверки наше звено оказалось лучшим в училище.

Летная группа у самолета Р-1. Энгельсская школа летчиков

Летная группа инструктора Д.Никишина у самолета У-2 №28. Школа летчиков, г. Энгельс

Однажды в школу прибыл командующий ВВС округа Астахов. В это время по какой-то причине в финчасти школы совсем не оказалось денег. Астахов обещал по возвращении в Куйбышев необходимую сумму найти и тут же переслать в Энгельс. Везти командующего на У-2 поручили мне. Погода была хорошая, мы прошли уже половину маршрута, как вдруг перед Вольском попали в страшную грозу со шквальным ветром. Молнии били вертикально, дождь лил стеной. Меня еще немного прикрывала верхняя плоскость, а командующего поливало как из ведра. Мы продолжали полет, пока еще внизу просматривалась грунтовая дорога вдоль левого берега Волги, но когда и она стала пропадать из вида, решил садиться. Убрал газ, сел почти вслепую и выключил мотор. Когда самолет остановился, стало видно, что прямо перед ним глубокая канава, а за канавой сельское кладбище с громадными деревьями. До них оставалось всего несколько метров. Выскочили мы из самолета, дождь хлещет, но деревья от ветра прикрывают. Нашли кладбищенскую сторожку, в ней жил дед-сторож. Он растопил для нас буржуйку, поставил чайник. Я вернулся к самолету, нарубил кольев и укрепил ими машину, чтобы ее не перевернуло ветром. Ночью дождь прекратился, но мы все-таки решили дождаться рассвета. Командующего уложили на топчан, укрыли тулупом, а сами вдвоем со сторожем просидели до утра, по очереди выходили проверить, все ли в порядке с самолетом.

На другой день мы благополучно прибыли в Куйбышев. В мешок сложили деньги, загрузили его ко мне в самолет, и я улетел обратно в Энгельс. И надо же, что история с гро- • зой и ливнем повторилась на обратном пути в точности, и, заглушив после вынужденной посадки мотор, я обнаружил за пеленой дождя уже знакомое кладбище и ту же сторожку. Шел третий день моего отсутствия в школе, там уже началась паника. «Особисты» замучили Меера, все ходили к нему с вопросом: «Что делать?» Они подозревали, что я сбежал с деньгами, и успокоились только, когда я вернулся.

Работа инструктора давала мне возможность много летать, и все же желание стать боевым летчиком было огромным. Я несколько раз подавал рапорта с просьбой о переводе в строевую часть. В конце концов добился своего, и был назначен командиром звена в 7-й корпусной авиаотряд на Украину.

Комзвена Майоров после воздушного парада. г.Энгельс. На заднем плане – самолет У-1 со снятым крылом. 1933 г.

Командир звена 2-ой эскадрильи Энгельсской школы Д. Т. Никишин в 1934 г.

В Днепропетровске тогда стоял стрелковый корпус Рогалева. Ему был придан авиаотряд самолетов Р-1, выполнявший в интересах корпуса задачи разведки, связи и авиационной поддержки. В нем было 17 самолетов, столько же экипажей, техсостав, аэродромная рота.

Авиаотряд непременно участвовал во всех корпусных учениях. Как- то раз мы даже отработали на кременчугском кавалерийском полку деморализующий авианалет – внезапно выскочили на него всем отрядом на бреющем. Что тут началось! Смотрю вниз: лошади бросились врассыпную, орудия переворачивают, всадников сбрасывают… «Все, – думаю, – отдадут меня под суд». Но обошлось. На разборе учений Рогалев даже отметил меня за активность действий.