Мы продвигались вглубь леса. Когда он кончился, мы связались с ханом.

Тот явился тут же и забрал нас.

Меня оставили в орде, а отряд с мужем и ханом во главе перенеслись в наш лагерь.

Я не знала, куда себя деть от беспокойства, поэтому просто ходила между шатров.

Какой-то мужчина кашеварил. Неприятный тип. Я прошла мимо еды, а потом мимо повара. И мне стало плохо. Он неприятно улыбался.

– Ты новенькая. Что-то я раньше тебя здесь не видел.

Говор был с лёгким акцентом. Если б мы последние месяцы не занимались диалектами, я вряд ли б заметила разницу.

Акцент был южный. Присоединённый юг. И хоть мужчина выглядел русом, но речь его выдавала.

Я села рядом с поваром, наблюдая за ним.

– Картошку чистить умеешь?
– спросил повар, на что я кивнула.

Но ведь картошка тяжёлая пища, её не положено больше одной трети блюда использовать.

– Откуда ты?
– спросил мужчина. Что же мне ответить? Каким образом я тут оказалась? Но постаралась не лгать.

– Из Омска.

Мне подали картошку, чистилку.

– А нож есть?

– Чистилкой ведь удобнее, - возразил кашевар, он улыбался, пытаясь быть доброжелательным. А от этого у меня мурашки от страха бегали по коже.

Может и удобнее чистилкой чистить, зато она - плохое оружие. Мне продемонстрировали все прелести чистилки, но я выбрала нож. Тупой нож. Блин!

– Нож тупой.

– Какая дамочка привередливая, - заворчал кашевар, но протянул мне точилку.
– Надеюсь, что хоть с этим справишься.

Я молча наточила нож. Он меня на ТЫ назвал. А я ведь не позволяла. С трудом сдержала себя. Я тут всего лишь помощница кашевара. Так что молчу.

Повар посолил кашу, и тут же меня накрыла тошнота. Блин!

А потом я нечаянно оступилась и огромный котёл перевернулся. Сколько крика было и ругани. На оную сбежались военные. Я стояла, опустив взгляд, под бранными речами кашевара.

– П-простите, я н-не хотела,- старательно заикаясь произнесла я, нельзя улыбаться, только грустное выражение лица. До чего же сложно его держать.

На переполох явился хан. Бросил на меня уничтожающий взгляд.

– Ты сегодня наказана. Будешь сама варить завтрак. Максим, пойдём, есть разговор.

Кашевар ушёл вместе с ханом. Меня оставили возиться с котлом. Я что - богатырь, поднять такую махину? Военные разошлись.

– Ты как?
– услышала шёпот мужа. Хотела броситься ему на шею.
– Нет, возись с едой. Запряги кого-то чтоб тебе котёл отмыли. Мы тут тайно. Я купец. А ты моя жена. Но никаких романтических отношений. Я буду издеваться. Поняла?
– всегда поражалась тому, как тонко он угадывает мои мысли.

– Да, мой господин, как скажете.

– Умница, девочка.

– Еда была отравлена.

– Да, я понял. Хан тоже. Так что в ближайшую седмицу* ты у нас кашеварить будешь.

– Как наши ребята?
– не спросить я ведь не могла.

– Погибло десятеро. Остальных мы спасли. Проверь все продукты.

Я кивнула и муж больше не общался со мной. Ушёл?

Котелок я вытащила из огня сама, сапогом. В дорогу было велено всем одеться в эту дорожную обувь. На мне, по-прежнему, была дорожная одежда, а вот поверх муж выдал длинную сорочку, закрывающую портки. Сорочка была купленная, без вышивки. Готовые изделия обычно были не доделаны, требуя украшательств в виде вышивки или лент. Муж велел перед отъездом нашить ленты с нейтральными узорами. И хоть в народе это считалось позором, но для купцов было позволительно. Я отошла к реке да отмыла котёл. У вываленной каши уже трапезничали собаки.

– Так, други. Зря вы кашу съели. Хотя может вам без разницы.

За собаками я решила понаблюдать. Сварила новый котёл каши, покрошила в неё вяленное мясо. Остальные продукты тоже проверила. Фрукты были покрыты какой-то дрянью. Мытьё не особо помогало, лишь срезание верхнего слоя. Загрузила несколько молодых ребят, которые чистили мне фрукты. Я вела себя учтиво, так что молодёжь даже пыталась ко мне клеиться.

– Извините, мужики, но я уже замужем.

Муж один раз продемонстрировал своё “грубое обращение”. Нет, он не обижал физически, но общался со мной грубо, словно я его служанка. После этого его чуть не избили, пришлось заступаться.

Мирослав скрипел зубами, видя вокруг меня толпу ребят, которые с радостью помогали мне готовить. Ревнует. За эти месяцы учёбы мы с ним очень сдружились. Про нежные чувства я не говорю. Для себя я поняла, что его сдержанность в семейной жизни, меня огорчает. Мне хотелось, чтобы его мимолётные ласки выливались во что-то большее, но в постели он ко мне поползновений не делал, разве что иногда мы засыпали в обнимку. И вот сегодня всё изменилось, точнее уже вчера. Он впервые признался в своих чувствах. В орде виделись мы с ним редко, в основном только ночью, спали в обозе. Конец лета, ещё было тепло. Прошло несколько дней, как мы сюда попали.