Зловещий свет молнии залил долину, огненный зигзаг распорол небо, оглушительными раскатами ударил гром.

– Алёна! – позвал Олег.

Жена не откликнулась. Она всё тянулась и тянулась к подплывающей корзине и вот дотронулась кончиками пальцев до плетёного ободка, медленно повлекла к себе, ухватила покрепче – и бережно, нежно вынула нечто маленькое и живое, завёрнутое в серую домотканую пелену. «Как Моисея…» – мелькнуло у Сухова.

Прижав свою находку к груди, Елена побрела к берегу. По её лицу, абсолютно счастливому, ручьём текли слёзы, но женщина смеялась, не в силах удержать ослепительную радость.

– Это девочка! – еле выговорила она. – Моя девочка! Господь услышал мои молитвы!

И в тот же момент стих гром, угасло биение молний, улёгся ветер. Небывалая тишина установилась в мире. В непроницаемом пологе туч образовался разрыв – небо, только что покрытое хмарью, очищалось и яснело. Вскоре лишь пара тающих облачков висела в вечернем небе, подрумяненная закатом.

Проглянуло алое заходящее солнце – и тут же прекрасный «зелёный луч» сорвался со светила, уходя в зенит.

– «Меч Господа», – пробормотал Олег.

– Благодарю тебя, Боже! – воскликнула Мелиссина и бросилась целовать обретённое сокровище. – Ты посмотри только, Олег!

Сухов пальцем поднял уголок пелёнки и увидел головку крошечной девочки в золотистых кудряшках. Кто ж это такого херувимчика сделал подкидышем? – подумал он.

Девочка лупала большими голубыми глазами, а потом раззявила беззубый ротик в улыбке и протянула ручонки к Сухову.

– Ты ей понравился! – восхитилась Елена.

– А я всегда нравился девочкам, – улыбнулся Олег.

Не зная, как ему обращаться с ребёнком, он пощекотал ей животик пальцем. Девочка рассмеялась, задвигала плечиками.

– Кокетничает, – решил Сухов.

– Ты понимаешь, – прошептала Мелиссина, – ты понимаешь? Я стала матерью! Это – моё дитя! Господь даровал мне его, и… О-о! Больше мне ничего не надо! У меня есть ты – и она!

Олег, странно себя ощущая, повел жену с ребёнком в лагерь. Первым их встретил Пончик.

– Пр-рывет! – радостно воскликнул он и удивился: – Кого это Ленка тащит?

– Мою дочь, – ответил Сухов.

Глава 21, в которой Олег возвращает подарок

Павия показалась поздним утром, когда дело уже шло к обеду. Ничего особенного город собой не представлял – кирпичные стены и башни, поля вокруг, порезанные на мелкие деляны, парочка отстроенных базилик и новые домишки в слободе – десять лет тому назад орда мадьяр здорово покуролесила в Павии и вокруг. Одних только церквей кочевники сожгли более сорока.

Павия была городом и молодым, и древним. Ранее на её месте стоял римский Тицинум, готы начали переделывать его на иной лад, лангобарды продолжили их дело и объявили Павию столицей своего королевства. А что? Земли тут плодородные, сей – не хочу. И виноградники имеются, и тучные пастбища. Недаром всегда находились охотники до Павии – Гуго Арльский пока был последним в череде королей, включая и Карла Великого, прибиравших её к рукам.

Город хорошо вписывался в ландшафт берега реки Тичино, в нижнем её течении, недалеко от впадения в По.

Копыта коней прогрохотали по крытому мосту, и стража у ворот поспешила пропустить короля и свиту. Известия о приезде Гуго расходились со скоростью звука – не успел кортеж достичь и середины пути ко дворцу, а народ уже толпился вдоль стен, выглядывал из окон, торчал в дверях. Барин приехал!

Королевский дворец выглядел крепостью в крепости – те же башни, те же стены, разве что ров не прорыт.

Первыми на площадь, куда выходил дворец, подскакали герольды и подняли такой шум, как будто соревновались, кто из труб своих выдует самую громкую ноту.

Ворота дворца плавно отворились, и все – кони, люди, повозки – занеслись внутрь, словно спасаясь от погони.

– Тоже мне, столица, – фыркал Боевой Клык, разминая ноги. – Село!

– Батя, не ругайся, – вставил Тудор.

– Цыц! – ответил батя.

Олег спешился и помог сойти с коляски Елене, не спускавшей с рук Наталью, – так решили назвать девочку ниоткуда.

Внутренний дворик замка был вымощен плитами и окружён тяжеловесными аркадами. Дворецкий сразу же провёл магистра и зоста-патрикию в отведённые им покои – просторную комнату со сводчатыми потолками и узким стрельчатым окном, заделанным промасленной тканью. Мебель была под стать – тяжёлая, но крепкая. Монументальная кровать под балдахином, пара деревянных кресел, неподъёмные сундуки-«башенки», высокие, модные у ромеев – они закрывались двухскатными крышками с фигурными бронзовыми накладками.