– Тролль нас сюда занес! – выцедил Олег, утишая бег коня, и спрыгнул с седла, на сырые мхи. – Слезай! Так не проедешь!

Сапоги проваливались в чвакающую землю, и следы тотчас заполнялись водой. А тропинка подвела к самому краю топи, заросшей мхом и осокой, и уперлась в бревенчатые мостки. Вдали их продолжали гати, вязанные из жердин.

– Пошли! Шаг влево, шаг вправо – утопнешь.

– П-понял… Угу… – ответил Пончик слабым голосом.

Мостки под ногами прогибались, и поверх выступала черная жижа. Гать вывела на более-менее сухой островок, заросший осинником и колючим боярышником, а за сухим пятачком снова потянулись мостки, замысловатой кривой проводившей путников между трясин, зеленевших болотной травой.

– Стой! – негромко скомандовал Олег и прислушался. Увы, погоня не отставала – из-за чахлых осинок и кривых черных дубков доносились приглушенные голоса, звяканье доспехов, звон колокольчиков на лошадиных сбруях. А потом все звуки забил хриплый рев боевого рога.

– Вперед! – велел Олег, закидывая правую руку за плечо и развязывая кожаные завязки на устье ножен, удерживавшие меч.

– Тут сухо! – придушенно крикнул Пончик и перепрыгнул на песчистую опушку леса, где липы и дубы разбились по парам и водили хороводы вкруг маленьких полянок. Под ногами Олега хрустел сухой мох, черно-синими зрачками выглядывали из черничника поспевавшие ягоды.

– За мной! – бросил Сухов, торопливо шагая по еле различимой тропе.

Тропа вывела друзей на лужайку, крапчатую от алых капель земляники, и тут же из-за деревьев вышли десятки людей в кожаных доспехах, накинутых на голые, потные торсы. Пруссы! Их руки сжимали короткие копья и топоры на длинных рукоятках, и все это губительное железо грозило Олегу и Пончику.

Вперед вышел беловолосый, синеглазый парень и выцедил нечто вопросительно-злое.

– Наверное, он спрашивает, кто мы… – предположил Пончик.

– Мы от роду русского! – надменно сказал Олег и махом выхватил меч из-за плеча.

Вся гопа, потрясавшая копьями и секирами, сдвинула кольцо.

Беловолосый поднял руку, утихомиривая товарищей, и резко спросил на корявом русском:

– Что делать сюда?

– Что и туда! – брякнул Сухов. – Вы-то кто?

Беловолосый не имел намерения слушать Олега. Он вытянул руку и сказал прокурорским тоном:

– Вы привели сюда витингсов и слуг криве-кривейте!

– Что ты мелешь?! – вскипел Олег, спиною чуя погоню. – Эти гады за нами гонятся!

– Да? – сузил беловолосый глаза. – А за кого такой чести?!

– Вот его, – Олег хлопнул по плечу Пончика, – хотели принести в жертву! И мне пришлось убить криве!

– Ты все врешь! – закричал кто-то из толпы. – Перкун покарал бы тебя!

Сухов молча задрал на Шурике рубаху, демонстрируя зловещего вида загогулины, оставленные жрецом-вурскайтом.

– Убедились?!

Пруссы стояли как громом пораженные. Беловолосый осторожно подошел к Пончику, тот боязливо отступил. Прусс лизнул указательный палец, медленно протянул его, мазнул по загогулине, смахивавшей на букву «альфа», и понюхал. Лицо его приобрело изумленное выражение.

– Они говорить правда! – воскликнул он.

Пруссы оживились и загомонили, со страхом и почтением взглядывая на Олега, поднявшего руку на слугу Перкуна.

– Кстати, – напомнил Олег, – витингсы рядом! Вы дадите нам пройти или нам пробиваться с боем?

Беловолосый с достоинством поклонился и сказал:

– За вами гнаться криве Нестимор. Он есть мой враг. Этот недостойный слуга богу Перкуну уводить моя девушка! Он будет овладевать Гвилла семь ночей подряд, а на восьмой день принести в жертву. Я собрать друзей, согласные идти со мной. Будь и ты моим другом, рус!

– Да я бы с удовольствием… – Олег шибко потер в затылке. – Но мы спешим в земли вендов с особым поручением…

– Помогать нам! – жарко заговорил беловолосый. – И мы проводить тебя до самая Висла. Друзья мои храбры на войне, но в борьбе со жрецами они так несмелы.

– Ладно! – тряхнул головой Олег. – Если только недолго…

– Не больше один день! – заверил его беловолосый. – Если я не спасать мою Гвиллу сегодня, я потеряю ее навсегда.

– Уговорил! Звать-то тебя как?

– Тормейсо! – слегка поклонился беловолосый.

– А я – Олег! А это…

– Пончик! – расплылся в улыбке Александр Пончев, отвыкший от имени своего.

– Лаво! Васса! – представлялись верные друзья Тормейсо. – Милегдо! Серсил! Явкут!