Я в последний раз проверил пульс, заглянул в расширенные зрачки Пьера де Ли, который мирно спал, одурманенный опием. Что ж, баварец остался жить, и пусть он будет доволен, что отделался просто потерей руки! Закончив с хирургией, я решительно сорвал печать, развернул свиток, дважды пробежал его глазами и, грязно выругавшись, опрометью кинулся к своему жеребцу. Уже из седла я приказал лейтенанту де Брюлье максимально быстро собрать отряд и, оставив раненых под надежным присмотром, скакать вслед за мной.

– Но куда вы, сьер де Армуаз? – крикнул он мне в спину.

– В армию, в Париж! – рявкнул я, выворачивая голову.

Встречный ветер подхватил мои слова и тут же унес их куда-то в сторону.

– В армию, – повторил я уже гораздо тише. – И дай бог, чтобы я успел, а все наши победы не обернулись бы невиданным поражением!

Ибо план заговорщиков, как я понял из перехваченного письма герцога Баварского, был куда более сложным, изящным и красивым, чем мне представлялось поначалу. Жаль только, что, если я опоздаю, некому будет оценить его простоту и элегантность. Потому я все пришпоривал жеребца, ничуть его не жалея. Золота в поясном кошеле было достаточно, чтобы менять скакунов почаще.

– Торопись! – настойчиво шептал я коню. И глухой топот копыт, стучащих по лесной дороге, отдавался в моих ушах грохотом боевых барабанов.

Глава 3

Сентябрь 1429 года, окрестности Парижа.

Ответ по-французски

Лейтенант де Брюлье так и не догнал меня в тот день. Хмурое, затянутое тучами небо, прохладный влажный ветер и пустынная дорога невольно навевали чувство тоски. Снова осень, как быстро летит время! Несколько раз я оглядывался назад со смутной надеждой, а затем перестал, сосредоточился на том, чтобы как следует обдумать дальнейшие действия. Куда мне следует сейчас направиться? В аббатство Сен-Венсан, к наставнику, или сразу к графу Дюшателю? И здесь и там внимательно выслушают, примут правильное решение, поддержат и помогут. А может быть, лучше махнуть прямо к Жанне? Я не видел ее больше месяца, с самой коронации.

Все-таки влюбленный человек изрядно глупеет! Ну, вспомнил ты девушку, хорошо, но к чему тут же расплываться в широкой, от уха до уха, улыбке? Вот муха и залетела в рот, вернее, я сам ее словил прямо на лету, словно проворный стриж. Я с отвращением выплюнул панически жужжащее насекомое и открыл было рот для краткой, но емкой характеристики дуры-цокотухи, летающей где попало и совершенно не обращающей внимания на то, что там скачет по дороге. И сразу же об этом пожалел, поскольку в открытый рот влетела еще одна, заметно крупнее предыдущей. Судя по ширине плеч и общему развитию мускулатуры, это явно был мух-самец. Он не стал ждать милостей от природы, а принялся энергично бороться за жизнь, в полном соответствии с теорией Дарвина. Я выковырял его пальцем, гадливо сплюнул, а на нос и рот нацепил большой носовой платок, тут же преобразившись то ли в грабителя, то ли в ковбоя.

Вот почему американские пастухи то и дело закрывают лица платками. Дело тут не в защите от пыли, так они обороняются от вездесущих мух, что постоянно вьются вокруг скота.

Так почему бы мне не пойти прямо к Жанне? В течение следующего получаса я старательно обдумывал эту мысль, представляя, как возмутится девушка, узнав об интригах, творящихся за ее спиной. С ее авторитетом, с той любовью, которой Орлеанская Дева пользуется в армии, достаточно будет одного ее слова, чтобы войско с негодованием отвернулось от заговорщиков! Да и граф Дюшатель сразу убедится, насколько смешны его нелепые подозрения!

Я пустил коня шагом, давая ему возможность отдохнуть, а себе – принять решение. Ну, поеду я в резиденцию короля, в Компьень, или в аббатство Сен-Венсан, изложу там все, что узнал, а дальше что? Меня небрежно похлопают по плечу, поблагодарят сквозь губу да тут же дадут новое поручение. И неизвестно, куда на сей раз отправят. Сколько еще дней, недель или месяцев я не увижу любимое лицо, самые зеленые в мире глаза и улыбку, от которой хочется то ли плакать, то ли смеяться? В конце концов, я полностью облечен доверием венценосной особы, а потому сам могу решить, каким способом сорвать заговор!

На развилке я решительно пришпорил жеребца, направив его на юг, к Суассону. Ведь сейчас дорога каждая минута, а до Жанны мне ехать ближе на целых десять лье! На душе отчего-то потеплело, сердце словно запело, забило в барабан, заглушая негромкий голос разума, который настойчиво требовал поступить не так, как хочется, а как надо. Но кто из влюбленных может похвастаться трезвым рассудком? Вот именно, никто. Правильно твердил старик Фрейд, что любовь – это худший из неврозов, поскольку она полностью отключает твои мозги.

Я оглянулся по сторонам. Странно, но хмурая осень вдруг вновь обернулась летом! Жаркое солнце медленно скатывалось за горизонт, легкий ветер шелестел кронами деревьев. Сочная зелень ласкала глаз, уговаривая не спешить, присесть в тени звонко журчащего ручья, окунуть лицо в прохладную чистую воду. Кругом сладко пели птицы. Я вдохнул полной грудью вкусный воздух, пропитанный ароматом цветов, и понял наконец: вот оно, счастье. Оно приходит именно тогда, когда ты со всех ног спешишь к любимой и твердо знаешь, что скоро ее увидишь!