Шрифт:
– Где это вы были столько времени!? Тэдди! Джейк! Что это такое?!
– Мы летали, Рэйчел, – едва сдерживаясь, чтобы не заскакать на одной ноге, сказал мальчик и посмотрел на Гурьева.
– Мы летали, леди Рэйчел, – эхом откликнулся Гурьев и улыбнулся.
Так улыбнулся, что Рэйчел просто взбесилась:
– Что?!?
– Мы летали, Рэйчел! На аэроплане!!! На самом настоящем аэроплане, мы вдвоём и лётчик! Как будто мы тоже настоящие лётчики! А потом Джейк… Мистер Гур сказал, чтобы мне дали штурвал, Рэйчел! И я…
– Что?! – Рэйчел, почувствовав ватную слабость в ногах, опустилась на кушетку. – Джейк. Вы ненормальный. Вы что себе позволяете?! Вы отдаёте себе отчёт?!
– Пойди к себе, Тэдди, – вздохнул Гурьев. – Нам с леди Рэйчел нужно обсудить коекакие наши дела тетатет.
Мальчик, посмотрев по очереди на сестру и на Гурьева, удалился. Гурьев, коротко взглянув на Рэйчел, чуть заметно качнул головой и прищурился. Рэйчел, встав перед ним и подбоченившись, как зелёнщица, прорычала:
– Итак?!
– Я понимаю вашу тревогу, леди Рэйчел, – Гурьев перевёл неё взгляд. И сказал порусски: – Если ты ещё хоть раз позволишь себе орать на меня при мальчике, – Бог свидетель, я тебя отлуплю. Леди Рэйчел.
Рэйчел отступила на шаг и открыла рот. И закрыла его опять. И так она открывала и закрывала рот, абсолютно молча, наверное, секунд тридцать. И, наконец, выдавила из себя, – поанглийски:
– Я ещё пока здесь хозяйка.
– Пожалуйста, – подтвердил кивком головы, тоже поанглийски, Гурьев. – А я – мужчина. И будет так, как я говорю.
Рэйчел хотела сказать ещё чтото, но не успела, – трель электрического звонка прервала её.
– Кто там, Джарвис?!
Ей никто не ответил. Сделав вид, что она рассержена нерасторопностью прислуги, Рэйчел, развернувшись, почти выбежала из гостиной:
– Джарвис! Кто…
Вместо камердинера целиком взору Рэйчел предстали лишь его ноги в начищенных до блеска ботинках, а над ногами – совершенно невероятных размеров корзина с орхидеями, распространявшими такой аромат, что у Рэйчел закружилась голова.
– Что… Что это значит? – пробормотала она.
– Это значит – я покорнейше прошу простить меня, леди Рэйчел, – тихо сказал Гурьев, возникая у неё за спиной.
Нет, ну, это же невозможно, на самом деле, жалобно подумала Рэйчел. Я не могу. Что же это такое?!
Она позорно бежала с поля боя. И закрылась у себя в кабинете, надеясь как следует всплакнуть. Но ничего у неё не получилось, потому что раздался стук в дверь, и она услышала голос мальчика:
– Рэйчел… Это я. Открой. Пожалуйста!
Несколько секунд поколебавшись, она открыла дверь. Тэдди торопливо проговорил:
– Рэйчел! Ты не сердись! Ну, пожалуйста! Это было так здорово! Я даже не подумал, что ты будешь волноваться… Я… Мы… Мы больше так не будем! Не сердись, Рэйчел!
– Я не сержусь, сэр Эндрю Роуэрик, – улыбнулась она, закусив нижнюю губу, чтобы не разреветься.
– И на него не сердись, – тихо сказал мальчик. – Рэйчел, прошу тебя.
– Не буду.
– Правда?! – глаза у Тэдди засветились.
– Правда. Где он?
– Кто? Джейк? Он в гостиной.
– Он… не ушёл?
– Он не уйдёт, Рэйчел, – Тэдди перестал улыбаться. – Он не уйдёт. Это же Джейк, понимаешь, Рэйчел?! Он не уйдёт.
Он уйдёт, с тоской подумала Рэйчел. Он уйдёт, потому что он дал слово. Это же Джейк, понимаешь, Тэдди?!
Лондон. Апрель 1934 г
Следующим вечером он разыскал Оскара. Отыскать честного и порядочного человека в большом городе куда легче, чем многим кажется. Как и узнать о нём всё, что требуется. Гурьев явился в контору к Бруксу за десять минут до окончания рабочего дня.
– Здравствуйте, мистер Брукс, – дружески улыбаясь, Гурьев протянул руку, назвался и уселся в кресло напротив Оскара. – Я понимаю – время для делового визита несколько странное, но скоро всё прояснится. Где вы обычно обедаете после работы? Надеюсь, не дома?
Это было не просто нарушение всех мыслимых и немыслимых правил этикета. Это было чудовищное, невероятное, ошеломляющее нападение изза угла. Он сейчас заорёт «Полиция!», мысленно усмехаясь, подумал Гурьев. Нет, не заорёт, конечно. Или я не умею читать.