– А служба – вот какая, Вадим Викентьич. Мне нужна армия. Маленькая, но армия. Из наших. Из настоящих наших.

– Понятно, – Осоргин опустил голову, посмотрел на свои руки. – Принципы рекрутирования? Если можно это так назвать.

– Вполне. Офицеры. Марковцы. Дроздовцы. Корниловцы. Моряки. Прочие, имеющие опыт боёв. Любых, неважно, где и когда. Георгиевские кавалеры, если встретятся, в идеале – кавалеры солдатских крестов. Возраст – желательно не старше сорока пяти, лучше – моложе, однако мальчиков попрошу всё же избегать. Пока. Нам требуются люди, умеющие и желающие самостоятельно мыслить, пусть и в рамках заданных границ. Хорошая физическая форма – или возможность достаточно быстро таковую приобрести. Желательно – пока одиноких либо без стойких привязанностей. Попутный совет, Вадим Викентьич – ищите людей своего типа. Так меньше возможностей ошибиться. Я сам всегда действую подобным манером.

– Странно это очень, Яков Кириллыч.

– Что странно?

– По типу, по складу мышления, по речи – я вас как своего ровесника ощущаю. А вы, простите, молоды ведь просто бессовестно. Непростительно, если будет позволен мне такой каламбур.

– Вот именно поэтому мне придётся доверить вам подбор кадров, – вздохнул Гурьев. – Каждому всё с самого начала объяснять – даже моего терпения на это не хватит. Объяснять, через понятную настороженность продираясь? После вас, Вадим Викентьевич, я, разумеется, с каждым побеседую. И плотно. Но после, а не вместо. И будьте готовы к тому, что не все ваши кандидаты пройдут отбор. Что же касается молодости… Мы с вами, господин капитан – как снаряды. Только я позже изготовлен. Вот и вся разница.

– Ну, не уверен, – покачал головой Осоргин. – Насчёт снарядов – это интересно. Но вот калибрто у вас, Яков Кириллыч… Поболе будет.

– Даже не калибр, – задумчиво произнёс Гурьев. – Не калибр, скорее, начинка.

– Шимоза, – усмехнулся Осоргин. – Не то, что во мне, – дымный порох, да ещё и отсыревший, к тому же.

– Высушим, Вадим Викентьевич, – широко улыбнулся Гурьев. – Да не в этом дело.

– А в чём же?

– На самом деле я во многом не понимаю ваше поколение, Вадим Викентьевич. И с ужасом думаю иногда, что было бы, останься отец в живых. Я ведь не идеализирую прошлое, в отличие от многих из вас. Хотя у менято как раз имеются для этого все основания.

– Вы полагаете, мы его идеализируем? Прошлое?

– Конечно, Вадим Викентьевич. Без всякого сомнения. Таково свойство человеческой памяти. А ведь каратели Ренненкампф и МеллерЗакомельский, и девятое января, и пожары на Пресне, и быдлосолдатики, посылаемые толпами под пулемёты, – всё это тоже наше прошлое. Очень не хочется об этом помнить. Совершенно не хочется. А надо.

– Тогда зачем?!

– Затем, что БольшевизияКоминтерния, желающая растоптать весь мир – не Россия. Россия не была ни сказочным берендеевым царством, ни священной державой народабогоносца. И безобразий было выше головы, и скотства хватало, и система, в самом деле, прогнила, и династия выдохлась окончательно, и тысяча ещё может быть названо причин. Но при всём этом – курс на мировую революцию мне нравится куда меньше. То есть совсем не нравится. Это всё портит. Что бы ни говорили – Россия всё же была живая страна, не идеальная, но живая. А не механическая орда, надвигающаяся на человечество. Вот затем. Чтобы не вляпаться снова.

– На что вы надеетесь, Яков Кириллыч?

– На то, что ещё не поздно. Что есть ещё шанс. Пусть последний, но есть.

– Шанс? – переспросил Осоргин. И покачал головой: – Шанс.

– Я знаю, как нелегко в это поверить. Просто очень многое изменилось.

– Давно ли?

– Не слишком. Но изменилось очень сильно. И будет меняться дальше. Мы только чутьчуть подтолкнём. Направим процесс.

В концето концов, подумал моряк. Заниматься своим делом – или вертеть баранку, к которой так и не привык понастоящему? День за год. Почему мне так нравится этот мальчишка, прах меня побери?! Мальчишка? Оо, нет. Не мальчишка. Всё, что угодно. Только не это.

– Мы сделаем вот что, Вадим Викентьевич, – продолжил Гурьев. – Я не собираюсь ни пирамид выстраивать, ни пудрить мозги, – ни вам, ни комулибо другому. Вы лицензию таксиста имеете?

– Нет.

– Я куплю вам лицензию и таксомотор. Он будет полностью и безраздельно ваш, вот совершенно. И в любую минуту, как только вам окажется со мной не по пути, вы вернётесь к прежней жизни. Мне кажется, так будет достаточно честно. Согласны?

– Согласен. В излишнее благородство играть не стану, опыт не тот. Тем более, что выкуп вы сами назначили. Так что – на том и порешим.

– Ну и прекрасно, – Гурьев снова разлил спиртное по рюмкам.

– Хорошо. К делу, – кивнул Осоргин. – Сколько всётаки человек, поточнее?

– Не более двух отделений. Плюс резерв и штаб. Итого – тридцать человек максимум. Большим количеством нам и руководить пока не под силу, и может вызвать ненужные кривотолки и слухи. И размещать людей надо, и довольствие организовать, и средства потребуются.

– Вот мы и подошли к следующему вопросу, – усмехнулся Осоргин.