— Да причем здесь памятник! — возмущенно воскликнул Дима. — У человека жизнь идет наперекосяк, а вы о памятнике беспокоитесь! Человек вам, между прочим, бешеные деньжищи обещал отвалить за спасение. Никуда ваш памятник не денется, дядя его сделал из гранита.

— Но он же полый?

— Как вы себе представляете полый гранитный памятник? — с превосходством осведомился Дима. — Полые могут быть из бронзы, гипса, железа.

— Но тут вот на картинке… — Я протянула эскиз.

— Возмутительно, чем только занята ваша голова! Может, он делал маленький бронзовый вариант на конкурс.

Я хотела заметить, что ниже приводятся расчеты и размеры, явно не соответствующие моим понятиям о маленьких, но не успела. В гараж ворвалась разъяренная фурия. Иначе и не скажешь. Молодая женщина в сером брючном костюме, с развевающимися длинными волосами одной рукой тащила за собой мальчишку лет шести, а другой вращала перед собой сумочку.

— Попался! — орала она. — Вот ты где, развратник! Так я и знала, стоит на миг отвернуться, как ты тут же за прежнее. Нашел какую-то шалаву! Я тебя отучу жене изменять!

Бац! — женщина стукнула сумочкой бедного Диму. Сумочка, конечно, не моих обычных габаритов, но зато с окованными металлом углами и железными замочками, попала ему прямиком в глаз. Дима взвыл, женщина демонически захохотала и повернулась ко мне, а я трусливо спряталась за ближайший гипсовый торс.

— Наташа, душа моя, — взмолился униженный и оскорбленный Дима, прижимая ладонь к больному глазу, — ты все неправильно поняла.

— О нет, я все правильно понимаю, не делай из меня дуру! — И она предприняла попытку достать меня длинными холеными когтищами.

— Это частный детектив — Татьяна Иванова, помнишь, я хотел заняться собственным расследованием гибели дяди?

— Видела я таких детективов! У-у-у, ирод, ребенка бы пожалел! — Она пихнула вперед мальчишку. — То-то смотрю, милиции ни гугу про этот бордель, и сразу смекнула: для себя оставляешь. Права была, — она горько усмехнулась, — как, впрочем, всегда.

— Я и в самом деле детектив! — Спасавшее меня гипсовое тело под зверскими ударами сумочки Диминой благоверной начало давать трещины.

Не знаю, что подействовало на Наташу, мой ли осипший голос, начисто лишенный очарования, Димины ли призывы, или то, что оставшийся без присмотра малец отыскал где-то молоток и начал самозабвенно тюкать им по обрезку чугунной трубы. Шум поднялся невообразимый. Прекрасная Натали, перекрикивая его, завопила:

— Арсений! Прекрати немедленно!

Однако потребовались усилия трех взрослых людей, чтобы оттащить пацаненка от полюбившегося ему музыкального инструмента. После чего мы минут десять все вместе успокаивали его, грозя дядей милиционером и обещая золотые горы и реки, полные фанты, отчего дитя бушевало еще сильнее.

— Невыносимый ребенок, — доверительно пожаловалась мне Наташа, прикладывая платок ко лбу. За время битвы с дитятей мы почти сдружились. — Весь в меня пошел. Вы уж простите, что я на вас так… Звоню в ресторан, где Дмитрий обычно обедает, а мне говорят — ушел с женщиной. Я туда, сюда. Нигде нет. Что я могла подумать? Арсений, перестань мазать тетин плащ краской!

Я взвилась как ужаленная. Урон был невосполним. Плащ стал похож на те тряпки, что валялись вокруг, такой же грязный и непригодный к употреблению по назначению.

— Вы уж простите его, — добродушно улыбнулась Наташа, — он не со зла. Арсений! Перестань реветь, тетя не сердится, так ведь? Возьми лучше у папы часики, поиграй. Ой, а что это у вас?

Оказалось, что я все еще нежно прижимаю к сердцу эскиз образцовского памятника. Наташа нахмурилась.

— А, этот! Представляете, заезжаю я сюда на прошлой неделе…

— Опять за мной шпионила, — прошипел Дима в спину.

— Хоть бы и так, — легко согласилась Наташа. — Дядю твоего тут разлюбезного застала. Пока мы с ним разговаривали, Арсений от башмака этого идола, — она потрясла эскизом, — кусочек отколол. Совсем крошечный, но какой твой дядя хай поднял! Сразу видно, что родственнички, — поддела она мужа.

— Злой дядька не заметил, я еще слово нацарапал! — радостно сообщил малыш. И назвал это слово.

Я закашлялась и покраснела, а родители хоть бы хны.

— Ай, — пожурил сыночка папаша, — разве можно такое на произведениях искусства писать? Они же денег стоят.

— Ничего, — огрызнулась Натали, — подумают, что автор свой автограф оставил. Твоему дяде такое прозвище очень бы подошло.

— Дмитрий Алексеевич, вы же говорили, что памятник гранитный. Разве гранит легко царапается? К тому же на площади памятник стоит вот уже полгода.