– У меня все отлично. Никаких метеоритов. Никаких признаков приближения иракской армии.

– И как тебя теперь зовут?

– Не скажу. Это ты меня обозвала Дан Тридцать Три Несчастья.

Миранда честно попыталась припомнить; наверное, это говорит о душевной черствости, когда ты не можешь вспомнить, как ты сломал чью-то жизнь. Но тогда было столько всего интересного, столько всего, что казалось по-настоящему важным – столько пищи для ненасытной пытливой души, – что она просто забыла. Собственно, это и неудивительно. Все неважное всегда забывается.

Она молчала в трубку, очень надеясь, что Дан звонит издалека и этот звонок встанет ему в копеечку.

– Алло? Ты здесь?

– Зачем ты мне звонишь, Дан?

– Хочешь услышать правду?

– Давай попробуем.

– Хочу послушать, как ты будешь жаловаться на жизнь. Ты всегда была самой крутой в семье, но когда-нибудь ты сломаешься. Я очень хочу послушать, как ты будешь рыдать и заламывать руки. Конечно, ты будешь бодриться, но когда-нибудь я тебе позвоню и пойму, что тебе очень плохо.

– Кажется, у тебя снова обломы, Дан.

– У меня-то нет. А вот ты уже села в автобус до деревни Большие Обломы. Все к тому и идет. Может быть, когда я в следующий раз позвоню, кто-нибудь со слезами в голосе сообщит мне, что ты покончила самоубийством.

– Олд-Кент-роуд.

– Эдинбург.

– Кувейт.

– Эдинбург.

– Кувейт.

– Эдинбург.

Она была в равной степени удивлена, что ввязалась в этот обмен любезностями, и полна твердой решимости оставить последнее слово за собой. Но при попытке выкрикнуть очередной «Кувейт» она случайно оборвала связь.

– Ну что, – сказала Патрисия. – Может быть, в гости заглянешь? Как-нибудь вечерком?

Они очень даже приятно поговорили, гораздо приятнее, чем Миранда имела желание признать.

– Лучше не надо. Хорошего понемножку. – Она не хотела, чтобы это прозвучало так резко, но отступать было поздно. Но она все-таки записала адрес сестры.

Она разыскала контору продюсера, где в приемной сидела суровая секретарша, которая, как и большинство секретарш в приемной, была недовольна своей работой и мечтала о чем-то большем. Она не поверила, что Миранде назначена встреча, и ее можно было понять, поскольку продюсера не было и в помине. Последнее, кстати, окончательно убедило Миранду, что это не идиотский розыгрыш. Было бы странно и противоестественно, если бы продюсер ждал ее на пороге, дабы вручить ей ключи от дверей к славе.

– Ходят тут всякие, – буркнула секретарша, которая была француженкой. Миранду обуял показательный гнев. В силу национальной особенности, у британцев патологически не получается быть грубыми; они могут быть черствыми, резкими, раздражительными и злыми, неотзывчивыми, вспыльчивыми и крикливыми, но они никогда не позволят себе откровенную грубость. Французам же грубость, напротив, дается легко и непринужденно, и по какой-то неисследованной причине (во всяком случае, Миранда не слышала, чтобы кто-нибудь проводил исследования в этой области) французские женщины были гораздо грубее мужчин.

Существует три основных приема для схватки с жизнью. Первый можно условно назвать «гибкий стебель»: техника тряпичной куклы – ты ловишь разящий кулак судьбы в мягкую рукавицу, прогибаешься под ударом, так что кулак тебя не касается или, если касается, то не пробивает, а увязает. Таким образом ты избегаешь горьких разочарований и жестоких обломов и побеждаешь посредством покорности. Наверное, в этом есть смысл, но Миранду подобный подход не прикалывал.

Второй метод – прямо противоположный первому. Вместо гибкого стебля – ниндзя-викинг-стрелок-в-по-единке-со-смертью. Школа крутого-бесстрашного-воина– тысяча-приседаний-в-день, которая учит встречать всякий вызов любым оружием, имеющимся в наличии, потому что бесстрашный-крутой-и-так-далее не отступает и не уклоняется от борьбы, пусть даже с таким незначительным и ничтожным противником, как наглая секретарша-француженка, потому что уйти от драки – значит проявить слабость и тем самым подорвать боевой дух, что в конце концов приведет к полному поражению. Однако Миранда на собственном опыте поняла, что тяжелая артиллерия и шквальный огонь, хотя и являются эффективным средством, далеко не всегда приносят желанные результаты.

Третий метод – посередине между этими двумя крайностями. Школа всегда-держи-порох-сухим. Ты не тратишь патроны на мелкую дичь, ты дожидаешься крупной добычи.

Миранда тащилась сюда через весь город. Она решила посидеть отдохнуть. Она рассмотрела возможность затащить продюсера в постель, ошарашить стремительным натиском, вскружить ему голову феерическим сексом и восторженными славословиями в адрес его неистощимой потенции, сделать его своим верным рабом и добиться того, чтобы секретаршу уволили без выходного пособия. Только толку от этого будет ноль. В Лондоне всегда можно найти другую работу; пусть даже самую что ни на есть низкопробную, где платят гроши, но найти работу ты сможешь.

Плюс к тому она не собирается спать с продюсером, чтобы пролезть на телевидение. Она выбьется на телевидение исключительно потому, что она хороша с точки зрения профессиональных качеств. Миранда не отрицала, что у нее были странные, бесприбыльные и попросту глупые сексуальные приключения, но спать с кем-то, кого ты даже не можешь вспомнить, – это уже чересчур. Все-таки мы взрослеем ежеминутно.

Она решила, что подождет полчаса – на случай, если продюсер все-таки объявится. А пока можно было развлечься, донимая секретаршу.