Шрифт:
Майя вновь перевернулась на другой бок и уткнулась лицом в стену. Ее плечи были сведены судорогой так и не прорвавшегося плача.
XIX
…Он действительно очень молодо выглядит, хотя и не отдает себе в этом отчета. Считает, что именно так и должен выглядеть человек в его возрасте. Идеалист! Неужели он никогда не замечал, что у других мужчин, его ровесников, отвисшие животы и усохшие от сидячей жизни голени? Вялые руки, не привыкшие поднимать ничего тяжелее телефонной трубки, и чуть ли не по-женски свисающая грудь? Красные от компьютера глаза и расползающийся по стулу зад? Нет, у них могут быть светлые головы и успехи на работе, но в физическом смысле это начинающие дедули. Все до одного. В том числе и те, что крутятся сейчас вокруг меня. Такой вот «контингент личного состава», как говорил, вернувшись из армии, брат. И куда же мне теперь? За ними в старость? Ведь за Каримом в молодость уже не получится…
Проворонила свое счастье? Да нет, признаться честно, не было никакого счастья. Попытка была, а результат… Но поймите меня правильно: на дворе девяностые годы, люди сколачивают кооперативы, мотаются челноками в Турцию, благо нам до нее рукой подать, поднимают нешуточные деньги, а он все ходит по своим горам. А квартира? Я же в конечном итоге на нее заработала! Он и сам это честно признавал, когда нас разводили. И ни на что не претендовал. А я ведь просила его тогда спуститься с неба на землю. Или хотя бы с гор. Но нет, не барское это дело заниматься вопросами жилплощади. Он не захотел. А я знала, что иначе не могу, что должна обеспечить. Вот и сижу теперь одна на своих квадратных метрах. А он один в своих горах. Или уже не один?
Что у него периодически возникают какие-то временные варианты, это даже не вопрос. Это ежу понятно. Но постоянный? Ну, посудите сами: какая нормальная женщина согласится жить в этой вечной молодости без ответственности и обязательств, с мужем, которого носит неизвестно где, без семейных вечеров, без того, чтобы вместе решать какие-то ежедневные проблемки? То взлет, то посадка – это только в песне хорошо, а в жизни хорошо, когда надежно и спокойно. А какой тут покой, когда на уме одно: что бы еще такое придумать, как бы извернуться, чтобы только лишний раз его дома оставить. Тут уж мне и «болеть» частенько приходилось, и бить на жалость. Иногда выходило по-моему – он оставался. Но надо было видеть, с каким лицом! Я, конечно, пыталась не упускать такие моменты – втягивала его в свой бизнес потихоньку. Сначала – по мелочи: «Видишь – я болею, может, съездишь туда-то и туда-то – отвезешь то-то и то-то?» Ездил, отвозил. Потом, чтобы он начал осваиваться, просила его вместо меня развесить товар, посидеть на моей точке денек-другой. Развешивал. Сидел. Прибыль в эти дни была нулевая, потому что вместо того, чтобы завлекать покупателей, он читал какую-то чушь о крымских пещерных городах. А если покупатель сам что-то спрашивал, отвечал: «Вы знаете, хозяйка болеет, приходите через пару дней». Ну что тут скажешь? Когда соседки по точке мне обо всем этом рассказали, я его убить была готова. А он ни капли не чувствовал себя виноватым и сказал мне еще так уверенно, спокойно: «Ты хочешь, чтобы я жил твоей жизнью, а я хочу – своей».
Я тогда, конечно, сорвалась, наговорила кучу всего: мол, твоя жизнь приносит одни копейки, а благодаря моей у нас в итоге будет квартира. Тогда он усмехнулся и говорит: «А ты спрашивала, нужна ли мне эта квартира?» Я говорю: «И спрашивать не собираюсь! Не нужна – так будет нужна. Ты ведь рано или поздно перестанешь быть мальчиком и скакать по своим горам, а вспомнишь о том, что ты женатый человек, и тут не радоваться жизни надо, а выполнять обязательства!»
Он тогда из дома ушел недели на три. А когда вернулся, то принес несколько серебряных монет. Явно древних каких-то. Я их потом одному нумизмату сбыла, так он – уж на что скупердяй! – дал такую цену, что мне на ремонт в санузле хватило. Да еще и на кухню осталось. Так вот, Карим брякнул их на стол и говорит: «Этого хватит, чтобы ты больше не отнимала у меня силы?» На полном серьезе, клянусь! Я тогда просто в трансе была. Это мне-то такое сказать, когда я пашу как проклятая ради нашего с ним будущего?! Он тогда помолчал, как будто жалел меня немного, а потом говорит: «Да нет у нас с тобой никакого будущего». И пошел собирать свои вещи.
Я пахала, он жил, как душа велела, и кто из нас в итоге оказался прав? Да никто, похоже, каждому – свое. Мне – квартиру, ему – весь остальной мир. Тут недавно соседка по точке на рынке видела его в Стамбуле. Чуть не упала, говорит, от такой встречи. А он ничего, спокойный, поздоровался, спросил, как торговля. Сказал, что собирается в Каппадокию. Светка попросила узнать, какие там цены на кожу, но он сказал, что вряд ли найдет время, потому что будет заниматься лошадьми. Тут уж я чуть не упала: что за лошади, какие лошади?! Тут своих-то девать некуда, неужели на турецких будет спрос? В общем, когда человек по натуре не бизнесмен, нечего ему в бизнес и соваться – прогорит как пить дать! Неужели Карим до сих пор о себе этого не понял? Ведь не мальчик же он, в конце концов! Впрочем, черт его знает…
У него всегда были какие-то странные, полудетские понятия о жизни. Ну, например, он верил в чудеса. Не в то, что Дед Мороз из Великого Устюга, конечно, а в то, что чудеса случаются по жизни. Нет, поймите меня правильно: я тоже в церковь хожу и знаю, что все не так просто, но всерьез верить в свою судьбу? В то, что она тебя ведет, что посылает какие-то знаки? Ну до какого возраста можно быть таким романтиком? Все мы обламываемся рано или поздно, а он… Однажды, через пару лет после развода, мы с ним случайно встретились на улице; у меня тогда дела в гору шли, я и одета была, и выглядела – супер! А Карим… ну, явно не на коне. Зашли в кафе поболтать – я даже подумала: а денег-то у него хватит расплатиться? Ну, сидим, кофе пьем, он честно рассказывает, что с клиентами напряг, да и не сезон, так что он работает на перспективу – разведывает новые маршруты. Я говорю: «Ты смотри, если захочешь делом заняться, могу тебе это устроить. Работать у себя я тебе, понятное дело, не предлагаю, но у кого-нибудь из моих партнеров – запросто». Он на меня тогда посмотрел, как будто я была не в себе, и спрашивает: «Ты что, хочешь меня убедить, что я занимаюсь чем-то не тем?» Я говорю: «Да ты посмотри правде в глаза: кто из нас двоих добился успеха? Значит, я имею право давать тебе советы». Он, конечно, напрягся, но отвечает спокойно: «Ты живи своей жизнью, ладно? А я знаю, что должен делать, что буду делать и что у меня получится». Я разозлилась и говорю: «Ага, сейчас! Кому он нужен теперь, наш Крым, когда заграница открыта? А если и нужен, то пляжи, а не мотаться твоими маршрутами. Сейчас еще люди едут по старой памяти, а скоро у тебя вообще клиентов не останется». И тогда он сказал такую странную фразу: «Я верю, что у меня все будет так, как я хочу. А если верю, то так оно и будет. И клиенты найдутся, и маршруты им понадобятся, и проводники. А сейчас судьба специально дает мне время как следует к этому подготовиться».
Ну что тут скажешь? Спятил? Спятил! Эх, будь у меня сейчас возможность вернуться и спятить вместе с ним! Ведь в итоге-то именно так все и вышло: он подготовил почву, а люди, наездившись по забугорью, начали возвращаться в Крым. А поскольку Карима каждая собака знала – от смотрителя маяка на Казантипе до ребят с биостанции, где в советское время выращивали дельфинов-подрывников, – он мог предложить какие угодно экскурсии, даже самые экзотические. И пошло, и пошло… Благодарные клиенты его буквально передают с рук на руки. Почти без передышки.
Вы не подумайте, по большому счету я не жалею, нет. Сумасшедшая это все-таки была бы жизнь. Говорят, конечно, что разлука обостряет чувства, но это только говорят, никто не знает, как оно было бы на самом деле. И еще, одного я до сих пор не могу понять: откуда он знал? Почему верил, что именно так все и произойдет? Но ведь верил и знал! И жил так, как будто неудача – это просто подход к дистанции, а дистанция обязательно будет.
Я еще понимаю, если бы он к бабке сходил, чтоб она карты на него разложила, или к старцу какому-нибудь за советом – я-то так частенько делаю. Так ведь нет, наоборот, смеялся над этим всегда. И говорил: «Ты же чувствуешь свои ноги, когда идешь, так почему не чувствуешь свою дорогу?» Ну что тут скажешь? Не было бы у нас с ним нормальной жизни, это как пить дать.