— Цыц! Мы же договорились!

Сашку обмотали веревкой, другой ее конец держали Боря и Слава.

Сашка присел на край отверстия, сунул туда ноги, потом осторожно протиснул туловище.

— Теперь подымай вверх руки. Смелее, смелее, мы же держим! — командовал Боря. — Глаза закрой, наберешь в них земли.

И вот уже Сашка там, внизу. Боря подал ему фонарик. Мы все прильнули к отверстию.

— Ни с места без команды! — Боря отсюда, сверху, управлял Сашкой, как роботом. — Зажги фонарь. Так. Теперь осмотрись. Только ничего не трогай, слышишь? И не пугайся, если увидишь скелеты.

— Никаких здесь скелетов нет, — донесся из-под земли глухой Сашкин голос.

— А что есть?

— Ничего нет, пусто… Хотя нет, вот стол.

— Стол?! — поразился Боря.

— Ну, не настоящий стол, а пень и на нем плаха деревянная.

— А на плахе что?

— Свеча.

— Не может быть!

— Влезай сам, увидишь.

— Подай ее сюда. Только осторожно. Она может рассыпаться.

Боря опустил руку в отверстие. Когда вытащил, я включил свой фонарик-жучок.

Боря держал огарок свечки. Самой обыкновенной белой свечки, которую мама зажигает на кухне, когда неожиданно гаснет электрический свет.

— Ты что-нибудь понимаешь? — растерянно спросил Боря у Славы.

Тот тронул свечу пальцами:

— Кажется, стеариновая.

— В том-то и дело. Девяносто копеек пачка.

Лица у них вытянулись. Я спросил:

— А вдруг какое-нибудь великое открытие?

— Прямо переворот в науке, — сказал Слава. — Гунны лопали свечи вместо конфет.

— Коробка! — услышали мы снизу голос Сашки.

— Какая там еще коробка? — Боря нагнулся над отверстием.

— Картонная. Из-под обуви. Сейчас… «Цебо. Чехословацкое изделие. Размер: сорок один с половиной. Цвет черный», — прочитал вслух Сашка. — Открыть?

— Открой! — Боря переглянулся, со Славой.

— Разве тогда была Чехословакия? — спросил я. — Разве тогда люди носили ботинки?

Ответил рыжий Митяй:

— А то нет! Что они, по-твоему, босиком бегали? Летом еще можно, летом даже здорово, а зимой как, в снег?

— Что молчишь? — крикнул Боря. — Что там в коробке? Говори же!

— Бляшки какие-то. Медные, что ли. И пластинки, тоже медные… Ого! — неожиданно услышали мы.

— Что случилось? — встревожился Боря.

Сашка молчал.

— Эй! Сашок!

Молчание.

И вдруг веревка задергалась.

— Тяните! — закричал Сашка. — Тяните меня! Золотая гривна! Та самая! Вот она, вот, я держу ее!

— Толик! — Боря дышал быстро и прерывисто. — Сейчас же за Владимиром Антоновичем. Бегом, слышишь!

Он и Слава взялись за веревку…

Наш физкультурник упрекает меня, что я медленно и тяжело бегаю. Посмотрел бы он, как я несся по сонной деревне! Ветер свистел в ушах, темные дома бежали навстречу и исчезали один за другим за моей спиной. Кажется, я даже не касался ногами земли, а проносился над ней, как самолет на бреющем полете.

Я летел с такой скоростью, что не успел посторониться, когда на моем пути неожиданно вырос человек. Врезался в него, мы оба свалились на землю.

— Извините, извините, — пробормотал я, вскакивая на ноги и потирая ушибленное плечо.

Мужчина тоже поднялся.

— Несется, как паровоз, — ворчал он. — Ослеп, так — нет?

Савелий Кузьмич!

— Я… Я не хотел… Я случайно.

— Ты, сынок? — только теперь он узнал меня и страшно удивился. — Откуда так поздно?

Я не удержался, выпалил:

— С Чертова кургана! Мы его разрыли. Никаких там нет привидений.

Зачем скрывать? И так завтра вся деревня узнает.

— Постой, сынок, постой…

— Некогда мне! — крикнул я уже на бегу. — За дядей Володей надо.

Возле самого входа в палатку я зацепился за веревку и рухнул на брезентовую крышу, чуть не сорвав с кольев наше жилище. Дядя Володя еще не спал, только расстилал свой мешок.

— Золотая гривна! Золотая гривка! В Чертовом кургане! Скорее! Скорее!

Он мгновенно все сообразил:

— Веди!

По дороге я, задыхаясь от бега, стал довольно бессвязно рассказывать, как Сашка нашел в кургане сначала огарок, потом коробку из-под чехословацких ботинок, а потом и гривну.