Во-вторых, задача социального предпринимателя сложнее, чем задача обычного бизнеса, поскольку его замысел предполагает изменение неблагоприятного положения целевой группы клиентов, в каком-то смысле, изменения сложившегося социального порядка в отдельно взятой сфере, который является достаточно устойчивым и не мог быть до сих пор поколеблен в рамках государственных предприятий, бизнеса или НКО. Для того чтобы такую задачу попытаться решить, нужна не просто смекалка или фантазия, но хорошее знание деталей и нюансов как самой проблемы, так и обстоятельств, которые ее поддерживают. Поэтому совершенно естественно, что предложение идеи социального предприятия и разработка механизма ее реализации чаще всего приходит изнутри профессиональной сферы, которую эта идея или этот механизм затрагивают в повседневной профессиональной практике, во взаимодействии с заинтересованными целевыми группами и коллегами, занятыми сходными профессиональными задачами.

В-третьих, профессиональная деятельность и профессионализм отличаются сложным характером труда, длительностью профессиональной подготовки и разработкой профессиональных барьеров на «вход», определяемых качеством знаний и умений человека, претендующего на работу в конкретной профессиональной сфере. В подобных условиях параллельно с техническими формируются этические стандарты — особая трудовая этика и приверженность избранной профессии. Это служит основой поиска лучшей практики и лучших результатов оказания услуги для удовлетворения потребностей целевой группы населения как содержательной потребности деятельности, а не как реакции на материальный стимул. Подобная социальная ответственность профессионалов является благоприятной питательной средой как для создания идеи социального предприятия, так и для использования профессиональной кооперации и профессиональных сетей в его работе.

В-четвертых, одно из необходимых свойств профессионального труда в отличие от более широкой сферы трудовой деятельности — профессиональная автономия и свобода действий в пределах соответствующей компетенции. Это обусловлено значительной долей умственного труда и необходимостью свободного сочетания накопленных знаний (короткое определение профессий — деятельность, основанная на знании, экспертная работа — knowledge-based occupation, expertise). [68] Такой труд в меньшей степени подлежит внешнему контролю при помощи стандартизации и разделения на мелкие операции и в большей степени ориентирован на инновации, применение новых идей и творческих подходов, что с учетом сказанного ранее способствует предложению социально-предпринимательских проектов для решения социальных проблем, находящихся в сфере компетенции профессионала. Все вместе создает благоприятные условия для реализации социального предпринимательства, прежде всего в тех областях экспертных услуг, которые напрямую связаны с социальными потребностями людей и решением их наиболее острых проблем, т. е. в отраслях социальной работы, здравоохранения, образования, культуры и проч.

Если рынок понимать как встречу многих покупателей и продавцов для обмена товарами или услугами, который регулируется свободным колебанием цен и имеет денежное выражение, то у него немного пространства в деятельности социальных предприятий. Прежде всего потому, что свободный товарный обмен обычно служит одним из частных механизмов, используемых для обеспечения финансовой устойчивости социальных предприятий и непрерывности предоставления ими социальных благ. Однако он мало что объясняет в их организационных моделях и тем более в нахождении необходимых для деятельности ресурсов. Если же использовать более широкое определение, рассматривающее рынок как поле взаимодействий организаций в современных экономиках, связанное с обменом благ и установлением взаимных обязательств, то оно уместно и для описания социально-предпринимательской деятельности. Однако под таким углом зрения может оказаться, что «рынок — это все» [Радаев, 2006, с. 18] или почти все. [69] Почему товарно-денежный обмен, возникающий на основе колебаний спроса и предложения товаров и услуг, не охватывает существа социально-предпринимательской деятельности?

Это объясняется рядом обстоятельств. Во-первых, социальное предпринимательство по своему определению нацелено на решение (ослабление остроты) социальной проблемы, а не на достижение прибыли, поэтому его результативность оценивается прежде всего по социальному, а не экономическому эффекту, хотя отсутствие удовлетворительных экономических результатов (позволяющих поддерживать независимость и самоокупаемость предприятия) может стать барьером для получения искомых социальных. Во-вторых, свободный обмен товарами, денежные ресурсы используются в ходе социального предпринимательства как одно из средств обеспечения непрерывности социальных услуг, но далеко не единственное, а подчас и не главное средство, что определяется хозяйственной моделью социального предприятия и избранной сферой деятельности. В-третьих, для социального предпринимательства характерно заполнение сфер, не занятых стандартным бизнесом, поэтому оно может либо вынужденно использовать ресурсы, которые не имеют наличной экономической ценности, но приобретают таковую лишь в их руках в результате соединения их творческих усилий, социального, культурного и прочего капитала. В-четвертых, и это связано с предыдущим, многие отношения обмена, осуществляемые в рамках социального предпринимательства, не имеют рыночного характера даже с точки зрения второго из приведенных выше определений рынка. Они могут быть не только лишены товарно-денежной формы, как, например, бартер, но иногда не предполагают и установления четких взаимных обязательств. Примерами могут служить: устойчивое использование волонтерского труда, обмен дарами, добровольный неэквивалентный обмен (когда каждый делает для другого то, что может, и тогда, когда сможет, а баланс передаваемых сторонами благ изначально несопоставим либо неравноценен). Использование социальным предпринимательством нерыночных ресурсов и форм обмена — средство преодоления ресурсной недостаточности и встречается также в странах с развитой рыночной экономикой, что отмечают многие исследователи [Starr, MacMillan, 1990; Woolcock, 2001; Baker, Nelson, 2005; Di Domenico, Haugh, Tracey, 2010].

В России это свойство тем более распространено, что здесь у малых предприятий и НКО (эти формы — наиболее вероятная организационная база социальных предприятий) значительно меньше располагаемых ресурсов и более слабая рыночная инфраструктура, чем у их западных коллег. Как следствие — в деятельности социальных предприятий в России больше нерыночных сегментов и больше использования «подручных средств» [Di Domenico, Haugh, Tracey, 2010], а объем услуг имеет сравнительно меньшие масштабы. В-пятых, поскольку социальная сфера (социальное обеспечение, услуги здравоохранения, образования, культуры и др.) в России традиционно является предметом преимущественно государственного регулирования и государственной собственности, влияние конкурентного рынка отходит на второй план. В этом случае услуги, предоставляемые клиентам, может оплачивать за клиента государство. Но даже там, где они оплачиваются самими клиентами, государство участвует в формировании цепочки стоимости, как хорошо иллюстрирует пример АНО «Пролог». Такое совмещение государства и рынка в литературе принято называть квазирынком [Шишкин, 2000; Андрущак, 2005; Корытцев, 2009]. Данный термин используется и в положительной коннотации — как дебюрократизация, повышение эффективности социальных услуг и их приближение к потребителю, и в отрицательной — как псевдорыночный механизм, имитирующий, но не обеспечивающий конкуренцию и результативность, и в нейтральной — для обозначения смешанной системы регулирования в социальной сфере [Le Grand, 1991; Laville, 2003; Pinker, 2006; Bode, 2007; Lewis, Smith, Harrison, 2009 и др.].

Характерным примером нерыночных взаимодействий служит опыт Конного центра. Деятельность этого социального предприятия без достройки недостающих организации экономических ресурсов за счет даровых источников вообще была бы невозможна. В ней отсутствует стандартный наем сотрудников, поскольку, по словам руководителя, организация не может им платить даже скромную зарплату. Между тем организация самоокупаема и достаточно устойчива. Что является источником даровых ресурсов? Особые социальные отношения людей, объединенных любовью к лошадям и убежденностью в важности социальных услуг, которые с помощью лошадей оказывает организация инвалидам и детям с особыми потребностями. Эти особые социальные отношения сложились во многом благодаря оказанию Натальей бесплатных социальных услуг нуждающимся в них людям и структурам, включая государственные.

По идее, эти социальные отношения должны объясняться явлением и категорией социального капитала, по крайней мере в интерпретации Бурдье, который акцентировал внимание на тонкости грани и взаимных переходах («конвертируемости») социального капитала и экономического капитала, социального капитала и культурного капитала [Бурдье, 2002]. В то же время и Бурдье, и ряд других теоретиков социального капитала (например: [Burt, 1997; 1992]) видят в основе социального капитала социальные «связи», понимаемые как связи с «сильными мира», с «полезными» людьми, занимающими сколько-нибудь заметное и важное положение в обществе. Такое одностороннее понимание социального капитала плохо объясняет роль социальной сети, сформированной вокруг Натальи и ее Конного центра. Особенность организации в том, что неформальная социальная сеть, из которой черпаются человеческие ресурсы, состоит из людей, не занимающих на социальной лестнице заметных позиций, это, например, — инвалиды, заинтересованные в услугах, студенты, увлеченные конным спортом и лошадьми, и проч. Именно они обеспечивают постоянный приток волонтеров в организацию и замещают наемных работников, на которых у организации нет средств. Таким образом, организация не только иллюстрирует значительное пересечение состава социальной ценностной сети с составом клиентов, волонтеров и работников [Mair, Schoen, 2005], но также скрепление отношений между ними и предприятием преимущественно неформальными обязательствами. На столь необычном и нерыночном «контракте» основано поддержание большинства жизненно важных функций социального предприятия. При этом собственно «рыночный» блок взаимодействий находится в основном в стороне от его деятельности (продажа жеребят, щенков, оказание платных услуг по прокату лошадей в летний сезон). В этом разведении функций обеспечения самоокупаемости и социального обеспечения Конный центр «Аврора» похож на чешское предприятие М. Черноцки Energeia, рассмотренное в главе 2, хотя встроенность в систему современных рыночных отношений у последнего неизмеримо выше, что, конечно, обусловлено большими масштабами и более богатой ресурсной базой Energeia. Немаловажный момент отличия в ресурсной базе — иной состав социального капитала лидеров организаций. Черноцки до создания социального предприятия был руководителем СМИ, знаком с многими представителями деловых кругов, большую часть времени работает в столице в условиях более развитой экономической среды, что повышает шансы рыночного посредничества в ресурсном обмене и возможности комбинации рыночных ресурсов. Многого из перечисленного лишен Конный центр «Аврора». В то же время связывать использование социальных ресурсов человека для достижения экономических результатов исключительно с неразвитыми экономическими условиями регионов и стран ошибочно. Слишком много исследований в индустриально развитых странах доказывают высокую значимость социального капитала предпринимателей для достижения экономического успеха [Coleman, 1990; Burt, 1992; Nahapiet, Ghoshal, 1998; Anderson, Jack, 2002; Westlund, Bolton, 2003 и др.]. Более того, наблюдения показывают, что в экономически депрессивных регионах и странах ресурсы человеческих отношений, таких как доверие и взаимопомощь, также оказываются подорваны [Woolcock, 1998].