Утром в Париже все смешивалось. Можно было видеть заводских рабочих, шагающих рядом с девушками, торопившимися на службу. Это было здорово, как будто оказался во французском кинофильме. Мне никогда не хотелось оказаться в английском.

Как фотографу мне было радостно наблюдать за этой жизнью. Я жил в обстановке, где все восхищало меня – даже шум уличного транспорта, даже автомобили и автобусы с платформой для стоячих пассажиров в задней части. А запах сигарет Gitanes? Каждая парижская мелочь доставляла мне радость. Я учился моде у французов. У них она в крови.

Как известно, я заинтересовался проституцией с семилетнего возраста, когда брат показал мне Рыжую Эрну. В продажных женщинах для меня есть нечто возбуждающее. Особенно меня возбуждали места «торговых рядов», когда можно пройти по улице мимо двухсот или трехсот проституток, из которых не менее половины очень привлекательны.

Рю Сен-Дени была улицей проституток и маленьких гостиниц. В каждом кафе, в каждом маленьком баре было полно шлюх. Это очень длинная улица, но не похожая на «квартал красных фонарей», потому что здесь продолжается нормальная жизнь. Люди живут в маленьких домах с меблированными комнатами, расположенными между барами и гостиницами. Женщина, выходящая за покупками вместе с ребенком, проходит мимо строя проституток – так здесь заведено, и это никого не беспокоит. Грех естественным образом перемешан с повседневной жизнью.

У проституток был необыкновенный стиль одежды. Даже они обладали врожденным чувством моды, которое проявлялось в уловках для привлечения клиентов. Одежда служила признаком и орудием их ремесла.

Помню, как меня поразила одна уличная красотка, наряженная в белое подвенечное платье с вуалью. Многие носили высокие блестящие сапоги на манер офицерских, цепи на шее и запястьях, с непременным хлыстом в руках. Некоторые одевались весьма эффектно. Женщины от пятидесяти лет, действительно потасканного вида, тем не менее пользовались большим успехом. Многие мужчины выбирали именно таких женщин, наверное, потому, что они напоминали их матерей, жен или уж я не знаю кого. Иногда я из любопытства заходил к проституткам и осматривал их комнаты – чрезвычайно бедные, крошечные и обшарпанные, со старомодными покрывалами в цветочек на кроватях.

Это были не бордели, а меблирашки. Клиент выбирал свой «товар» и платил за комнату. Девушка получала за деньги полотенце от консьержки. В те дни все стоило очень дешево. Не знаю, какие там цены сейчас, не приходилось бывать.

Хотя полицейские частенько заглядывали в такие места, они больше защищали девушек, чем клиентов. Фотографировать не разрешалось; я не видел табличек с надписью «фотосъемка запрещена», но помню, как попытался это сделать и быстро понял, что стоит убрать камеру подальше. Лучше было получить предупреждение от полицейских, чем от проституток, которые точно бы избили меня до бесчувствия. Многие девушки приехали из сельской глубинки и не хотели, чтобы родные проведали, чем они занимаются.

Когда к нам приезжали заграничные гости, мы угощали их обедом, потом сажали в автомобиль и показывали виды Парижа. Джун считает странным, что я никогда не признавался ей, как часто гулял в одиночестве по парижским улицам. Это был мир, совершенно пленявший меня, поэтому прогулки были частыми и очень личными.

В Берлине был замечательный бордель на Кнезебекштрассе, которая идет параллельно Шлютерштрассе. Он располагался в одном из типичных берлинских домов с длинными коридорами, по меньшей мере с десятью комнатами на этаже и с одной огромной гостиной размером с бальный зал.

Помню, как я обнаружил этот бордель и отправился туда. В гостиной был бар, где можно было выпить. Вы не обязаны были идти с девушкой, если не хотели этого, но сами девушки были замечательными, миловидными и находились в разной степени наготы. Никто не навязывал свои услуги, все было очень культурно. Вы пропускали стаканчик, потом выбирали одну из девушек и, если оказывались довольны ее услугами, могли в следующий раз снова обратиться к ней. Разумеется, иногда приходилось долго ждать, потому что она была занята с другим клиентом.

В Голливуде я сделал массу фотографий девушек в мотелях с водяными матрасами, расположенных на бульваре Вентура. По телевизору в номерах показывали порнофильмы – это было очень эксцентрично и совершенно не похоже на то, что я видел в Париже.

В 1957 году я также работал для берлинского журнала Constanze, чтобы иметь достаточно денег для жизни в Париже. Это был не первый раз, когда я вернулся в город своего детства. Еще до нашего отъезда из Австралии я купил Джун книгу Кристофера Ишервуда «Прощай, Берлин». Мы остановились в пансионе, похожем на тот, что был описан в книге, и замечательно провели время в городе, посещая ночные клубы, бары, рестораны и кафе. Тогда я обошел вновь все места своего детства и берлинские трущобы.

Помню визиты в бары, кабаре и пивные, где сделал много снимков во время своих частых поездок в Берлин. Там был Chez Nous – безумный бар для гомосексуалистов с великолепным представлением – «Ким Новак», обладавшая поразительным сходством со своим прототипом, пела и танцевала, а в финале срывала с себя лифчик и парик и оказывалась миловидным белокурым юношей. Знойная «Марлен Дитрих» во фраке и с цилиндром на голове, ростом под два метра и с глубоким хриплым голосом. Кого там только не было! Я обычно заходил в бар, пропускал несколько стаканчиков, пропитывался истинно греховной атмосферой Берлина и болтал с актерами между выступлениями. Однажды я взял с собой Джун, и она пришла в ужас, когда увидела мои фамильярные отношения с этими людьми.