Однако, как мы уже видели, «Мемуары» Реца нельзя рассматривать как историческую хронику. Все случаи искажения реальной перспективы, даже подтасовки отдельных фактов, не должны заслонять главное. Ошибаясь и вводя иногда читателя в заблуждение в частностях, нередко идеализируя собственное поведение, Рец с лихвой перекрывает все эти частности глубиной своей исторической концепции, своим пониманием движущих сил и закономерностей той общественной борьбы, участником которой он являлся, тончайшим проникновением в образ мыслей основных протагонистов этой борьбы.

[673]Рец, в отличие от большинства своих современников-мемуаристов, прекрасно понимает, что у гражданской войны, развернувшейся во Франции в годы Фронды, есть свои глубинные объективные причины, отнюдь не сводящиеся только к эксплуатации населения государственными налогами и злоупотреблениями откупщиков. Причины, породившие Фронду, и ее корни, по мнению мемуариста, восходят еще к периоду правления кардинала де Ришельё. Свои взгляды по этому поводу Рец излагает в виде некоего чисто теоретического экскурса в начале второй части своего сочинения. Истоки разразившегося кризиса Рец видит прежде всего в том, что монархическая власть, фактически сосредоточенная в руках всесильного фаворита-министра, стала игнорировать установившиеся законы и обычаи, которые ее лимитировали, и превратилась во власть неограниченную, абсолютную, а тем самым чреватую произволом. Кроме того, по мнению Реца, временщики-министры, узурпировав власть, как бы лишили монархию того божественного ореола, которым она обладала ранее, и тем самым ослабили ее, поколебав веру народа в ее божественное происхождение. Такого рода представления и превращают Реца в убежденного противника абсолютизма, отождествляемого им с тиранией и деспотизмом. Видя образец «законной» монархии в старине, в прошлом, Рец, по сути дела, временами, в моменты особенного запала, выдвигает в качестве идеала некое подобие конституционной монархии. При этом режиме выше всего стояли бы законы, а не воля одной личности, и законодательные функции монарха были бы ограничены Парламентом, как инстанцией не только судебной, а исполняющей роль хранительницы традиций и государственных принципов законотворчества (вместе с тем Рец, убежденный монархист, отвергает республику). Особенно резко он заявляет об этом уже после Фронды, в памфлете «Весьма почтительное и очень важное представление Королю по поводу передачи морских укреплений во Фландрии», появившемся в свет около 1657 г. Осуждение республиканского режима здесь неразрывно связано с гневными нападками на Кромвелеву Англию, которую Рец ненавидит 26. Отношение Реца к Ришельё (не говоря уже о Мазарини, которого он просто презирает) сугубо негативное. Он не видит в его стремлении всячески укрепить абсолютистскую власть ничего прогрессивного и объективно закономерного. В этом несомненная односторонность автора «Мемуаров». В частности, Рец не учитывает, что тяготы политические и социальные, которые торжествующий абсолютизм нес стране, были неразрывно связаны с осуществлением тех задач общенационального характера (а среди них первое место занимала ожесточенная борьба против гегемонии Габсбургской империи), которые он перед собой ставил 27.

[674]Рец, при всей своей возбудимости и эмоциональной порывистости, нередко заносивших его и заставлявших совершать поступки, о которых он сам же затем горячо сожалел, был вместе с тем проницательнейшим аналитиком и тем самым политиком, который способен трезво, реалистически оценивать ситуацию и перспективы ее развития. Отчаянно борясь с теми, кого он считал носителями тирании, невыносимой для его гордой души, он одновременно очень скоро стал отдавать себе ясный отчет и в слабостях тех сил, с которыми ему приходилось действовать сообща. В этом смысле особенно поучительно отношение Реца к Парламенту и шире — к тем кругам судейского сословия, из которых и выдвигались члены этого представительного учреждения. Рец ставил своей задачей всячески обострить и разжечь политические амбиции магистратов, заседавших в Парламенте, внушить им, воздействуя через наиболее близких себе и наиболее активных должностных лиц, что они не просто представители главной судейской инстанции, что их основной долг — блюсти законность и что тем самым их высшее призвание по своей природе законодательное. Только таким путем, по убеждению Реца, Парламент может сочетать охрану государственных интересов и защиту народных нужд. Естественно, что такой путь неизбежно должен был бы привести к ограничению прерогатив королевского двора и абсолютной монархии, а тем самым и к столкновению с последней. В период первой Фронды Парламент, при всех своих колебаниях и сомнениях, играл ведущую роль в этом конфликте. Однако у Реца, каковы бы ни были его планы, не существовало особых иллюзий относительно революционных возможностей парламентов. Он неоднократно и очень отчетливо говорит о двойственности их социальной природы и о вытекающих отсюда неотвратимых слабостях. Рец показывает, что, восставая против отдельных актов произвола со стороны королевского двора, возмущаясь, в частности, налоговой политикой Мазарини и в этом отношении солидаризуясь с народной массой, парламентарии все же по существу ощущают свою коренную зависимость от монархии (Рец не уточняет очень важный источник этой зависимости — необходимость покупки у монархии судебных должностей), не может вступить с ней в антагонистическое столкновение и рано или поздно должна будет склонить свою голову перед самодержавием (наиболее последовательным выразителем идеи беспрекословной верности трону был Первый президент Парламента Матье Моле, мощная фигура которого колоритно и с чувством уважения обрисована Рецем). Понимание этого важнейшего обстоятельства содержит подспудное объяснение заведомой обреченности Парламентской Фронды на неудачу.

Рец не питал никаких иллюзий и относительно примкнувших к Фронде вельмож. Они были нужны восставшим и как военачальники, и как некое политическое знамя. Рец, как видно из «Мемуаров», проявлял недюжинное дипломатическое мастерство, пытаясь как-то сплотить их, примирив друг с другом. Но и это было трудноосуществимо. Среди этих вельмож были люди различного толка. Рец дает им весьма принципиальные [675]психологические характеристики. Самая именитая из них фигура — принц де Конти, брат знаменитого принца де Конде, — абсолютное ничтожество. Герцог Буйонский умен и солиден, но обременен тяжелой болезнью и поглощен заботами о родовых интересах. Герцог де Бофор красив, любим простолюдинами, но безнадежно глуп. Каковы бы ни были их индивидуальные особенности, их роднит прежде всего непреодолимая эгоистичность. Им чужды общественные устремления; каждый из них думает о себе и об интересах своего клана, движим честолюбием, жаждой внешнего блеска, желанием рано или поздно урвать у королевской власти какую-нибудь новую должность, расширив свои доходы и привилегии.

Реца в какой-то мере выделяет из них одна черта: наличие того, что можно назвать проблесками чувства патриотического долга, вернее, боязнью оказаться государственным изменником, заключившим союз с враждебными стране иноземными властями. Правда, в годы Парламентской Фронды Рец принимал активнейшее участие в переговорах между военной верхушкой мятежного лагеря и представителями испанских Габсбургов, находившихся в состоянии войны с Францией. Однако Рец объясняет свое поведение целым рядом причин, ссылаясь, например, на то, что и сам Мазарини ведет переговоры с имперскими властями о мирном соглашении и затем всячески старается замаскировать свое деятельное участие в этих переговорах. В этом отношении он проявляет большую щепетильность и осторожность, чем некоторые другие аристократические вожди Фронды: так, герцог Буйонский или Ларошфуко, без особых стеснений, готовы заключить союз с врагами своей страны. В этом отношении поведение этих аристократов более традиционно для феодальных нравов и повторяет повадки, широко распространенные, скажем, в конце XVI в., в годы существования Католической лиги и разгула религиозных войн (кстати сказать, Рец неоднократно обращается к опыту политических столкновений этой эпохи, осмысляя общественные конфликты своего времени).

Тверже Рец поступает с посредниками, которых подсылает Кромвель в 1650 г., пытаясь заручиться дружбой коадъютора как человека, много сделавшего для «защиты общественной свободы». Рец уклоняется от этих предложений, убежденный, что поступает «как истинный католик и добрый француз». Позднее, после крушения Фронды, пересекая Испанию, Рец тщательно следит за тем, чтобы не навлечь на себя упреков в нарушении политической лояльности по отношению к Французскому государству. Такой же позиции он придерживается, покинув Италию и скитаясь по Европе. Ему остаются чуждыми помыслы о возможности хотя бы в какой-то мере использовать иностранную интервенцию для удовлетворения своих личных амбиций. Здесь, как уже отмечалось ранее, его поведение расходится с политикой Конде.

Больше же всего Реца — политического мыслителя возвышает над его современниками интуитивное понимание народной массы как действенной, но способной стать очень опасной общественной силы. Рец рано, еще [676]в начале своей церковной карьеры, пришел к этому открытию. Став коадъютором, он с самого же начала поставил целью завоевать в своей епархии популярность среди простых людей — членов буржуазной милиции, торговцев, ремесленников и т. п. (размышляя о народе, Рец подчеркнуто отмежевывается от того его слоя, который можно было бы обозначить термином «деклассированные низы» и который он сам называет словом «чернь» — «la lie du peuple»; знаменательно, в свою очередь, что именно этот слой городского населения и составлял основную опору принца де Конде во время его столкновений с Рецем в ходе второй Фронды, «Фронды принцев»).

В годы Парламентской Фронды это позволяло мятежному коадъютору в какой-то мере целенаправленно организовывать народные выступления при помощи своих эмиссаров и доверенных лиц. Примечательной фигурой среди последних был, например, парижский мясник Ле У, оказавший немало услуг будущему кардиналу. Рец — мастер проникновения в психологию не только индивидов, но и целых коллективов. Мастерство это проявляется у него не только в ретроспективном анализе событий, но и в непосредственных политических действиях. Умение овладевать коллективным сознанием, идет ли речь о Парламенте или о народных массах, сближает в таких случаях Реца-политика с режиссером, умело аранжирующим театральное действие. Достаточно вспомнить в этой связи хотя бы, как хитроумно устанавливает коадъютор порядок выступлений перед Парламентом примкнувших к Фронде вельмож, чтобы убедить высокое собрание отвергнуть докучливые притязания герцога д'Эльбёфа и утвердить командующим мятежными войсками принца де Конти. Не менее тонко понимал Рец и психологию народной массы. Он подчеркивает присущее ей непостоянство, выделяет важную роль, которую играет в ее поведении эмоциональный настрой, умеет в необходимый момент разжечь этот спонтанный душевный подъем и выискивает средства, позволяющие этот подъем поддерживать и не давать ему потухнуть. Вообще из «Мемуаров» Реца можно извлечь целый трактат, обучающий искусству манипулировать народной массой и, в частности, умению воздействовать на толпу.