Шрифт:
В такую жару? Еще бы. – Она видела, что Анатолий чувствует себя с ней не в своей тарелке, но не собиралась делать навстречу ни малейшего шажочка.
Они потягивали холодное пиво и смотрели сверху на пристань. Вот подъехала одна черная «Волга», вторая, третья, черный BMW.
Вот и ваше милицейское начальство пожаловало, – констатировал Анатолий. – А так – все мелочь пузатая из администрации.
Это не мое начальство, – открестилась Анна. – Я здесь в командировке.
Да? Это ж надо… – почему-то эта новость несколько взбодрила Анатолия, подняв ему настроение. – И откуда же вы?
Неважно… – напустив на себя целое облако загадочности, отрезала Анна.
Все столики на палубе были уже заняты, и к ним пару раз кто-то уже порывался присоседиться. Анатолий, желая сохранить их хрупкий тет-а-тет, просто-напросто куда-то унес оба свободных стула.
Наконец трап убрали, и пароход отвалил от стенки.
Ну вот, я же говорил… Ни губернатор, ни мэр не пожаловали. И даже никого из замов своих не прислали. Я ж ему говорил, что не приедут, – Анатолий скептически покривил красивые губы. – Если бы минут на пятнадцать-полчаса подъехать – речугу толкнуть, еще ладно, а на целый день – со всякой шушерой на пароходе болтаться – ни за что. Это он, знаешь, чего старается? В депутаты собрался. Довыборы скоро. – Пояснил Анатолий. – Электорат сколачивает. Вот денежки-то и тратит. Но я считаю, что это все – пустое. Такие вопросы решаются в тиши кабинетов, а не на подобных гулянках. – Он говорил уверенно, слегка сощурив глаза, как многоопытный, умудренный в таких делах человек.
Бедный душка Евгеньич, – Анне стало искренне жаль симпатичного ей человека. – Впустую потратить такие деньги…
Не так уж он и прост, наш Евгеньич, – неожиданно зло сказал Анатолий. – Во-первых, денежки он тратит не свои, а ассоциации, вот этих вот самых представителей малого и среднего бизнеса, а во-вторых, он и без меня отлично знал, что ни губернатор, ни мэр не приедут. Даже нарочно, как будто для страховки, пригласил обоих. Это чтобы случайно ни тот, ни этот не заявился. Крутит что-то, старый черт.
«Понятно, – подумала Анна. – Еще один клинический случай. Диагноз – заклятые друзья».
«Уважаемые дамы и господа! – Динамики разнесли по кораблю веселый говорок Евгеньича. Разрешите открыть торжественное заседание, посвященное двухсотлетию страхового дела в России. Спешу поздравить членов ассоциации и наших гостей с этой датой и пожелать всем весело и с пользой для здоровья провести сегодняшний день. В четырнадцать ноль-ноль швартуемся в зеленой зоне. Там вас уже ждут напитки и шашлыки, а также купание и спортивные игры. В двадцать часов снова загружаемся на корабль. Убедительно прошу проявить взаимное внимание и оказать помощь тем, кому трудно будет передвигаться самостоятельно. – Последние слова были встречены ехидными смешками. – До двадцати трех – танцы и продолжение банкета, но уже на пароходе. Прибытие в город в двадцать три ноль-ноль. Удачного вам отдыха! На сем позвольте считать торжественную часть сегодняшнего мероприятия закрытой». – Невидимый динамик слегка пошуршал и низверг на пассажиров водопад громкой музыки.
Ненавижу принудительное радиовещание, – скривилась, как от зубной боли, Анна. – А что, сегодня действительно двести лет страховому делу?
Анатолий пожал плечами.
Небось, наврал Евгеньич, как обычно. Двести лет граненому стакану. Повод.
А-а… Понятно.
Музыка внезапно смолкла, и находящиеся на палубе люди, наслаждающиеся красотами заволжских видов и холодным «Жигулевским», разом ощутили безграничную радость бытия.
У-уф, – с облегчением вздохнула Анна, оглядываясь по сторонам. – А красиво-то как…
Точно, – охотно согласился Анатолий. – Справа от тебя, за соседним столиком, видишь? Поскольку ты приезжая, я тебя просвещаю. Это наши местные медиа-звезды. Вон тот, крутолобый, лысоватый… Видишь? Большой вес имеет. Аналитическую программу на телевидении ведет. Ну, из этих, знаешь: «Э-э, ме-э, чего нам ожидать от власти на следующей неделе?» – У Анатолия это так здорово получилось, что Анна не выдержала – рассмеялась. – А рядом с ним мордатенький – это Кеша Сливной бачок. Борец за законность и чистоту рядов. Когда надо кого-нибудь обгадить, через него сливают компромат. Ты бы видела, какой он себе дворец отгрохал… Третий, мохнатый такой – шеф одной из радиостанций. Она, вроде, как бы оппозиционная, даже несколько часов в сутки «Голос Америки» транслирует, но в то же время содержится на средства администрации. Опосредованно, конечно.
А кто четвертый? – поинтересовалась Анна.
Точно не знаю, но где-то я его раньше видел. Не соврать бы, но по-моему, какой-то мелкий деятель то ли с ракетного, то ли с авиазавода. А может, и с металлургического. Но не из первых рядов. Тех я в лицо хорошо знаю. А за следующим столиком…
Но Анна уже не слушала Анатолия, ее внимание привлек разговор соседей.
…настоящий террор. Да, да, журналистский террор. Вы терроризируете все слои населения. Все общество, кроме власти, конечно, – говорил тот самый человек, которого так и не опознал Анатолий. – Им-то вы и зад лизать готовы.
О чем ты говоришь… Какой еще журналистский террор… – брезгливо поморщившись, лениво обронил лысоватый. – Да у нас и свободы слова-то нет, а ты уж прямо – террор…
Правильно, свободы слова нет. Да она вам и не нужна. Те, кому она нужна из вашего брата, на этом свете долго не задерживаются. Свободы слова нет, а журналистский террор есть. По любому вопросу вы постоянно навязываете свою точку зрения, свое мнение…
Правильно, а как же ты хочешь? – удивился мохнатый.
Вот это я и называю журналистским террором. А я хочу получать информацию в чистом виде, а не ее толкование каким-то малограмотным субъектом.