— Так-так, — настороженно проговорил Варгин. — Значит, он письма за вашу тетю пишет? А вы не поинтересовались, диктует она ему или он сам их сочиняет?

— Интересовался, — ответил Алехин. — Тетя говорит, что она диктует только основные мысли, а Аркадий Илларионович, будучи своим человеком у нее в доме, вносит детали в письма уже по своему усмотрению и это будто бы получается у него куда ловчее, чем у самой тети Маши. Не кажется вам подозрительным все это, Виктор Ильич, учитывая, что такой эгоист, как Гаевой, никому не станет зря одолжения делать?

Варгин задумался и, не отвечая на вопрос Алехина, спросил:

— А сам-то он переписывается с кем-нибудь?

— Тетя уверяет, что ни с кем не переписывается, так как вся его семья погибла. Тетя — старушка очень чувствительная, и ей кажется, что «бедный Аркадий Илларионович», как она говорит, рад хоть на чужих письмах душу отвести.

— Ну, а кто ваша тетя Глаша, которой письма адресуются? — снова спросил Варгин.

— Тоже старушка, вроде тети Маши, даже постарше немного. Это-то меня и смущает очень, хотя, правда, в доме ее полно всяких внучек, племянниц и иных родичей. Я даже не знаю всех толком. Вот и все, что я хотел сообщить вам, Виктор Ильич. Нет у меня сомнений, что неспроста Гаевой тетиной корреспонденцией ведает.

— А вы не узнали случайно, когда последнее письмо было послано? — спросил Варгин.

— По словам тети Маши, — ответил Семен, — вчера весь вечер они какое-то очень чувствительное послание сочиняли и Аркадий Илларионович сам обещал бросить его сегодня утром в почтовый ящик.

Узнав у Алехина адрес тети Глаши и поблагодарив его, Варгин поспешил на квартиру к майору Булавину.

Евгений Андреевич уже встал, когда к нему постучался капитан. Он писал письмо к жене на Северо-Кавказский фронт.

— Что так рано, Виктор Ильич? — удивился он, впуская Варгина в комнату.

— Получены важные сведения о Гаевом. Пришел вам доложить, товарищ майор, — ответил Варгин, торопливо снимая шинель и вешая ее на крючок в нише возле дверей.

Булавин заложил недописанное письмо в книгу и спрятал в письменный стол.

— Присаживайтесь, Виктор Ильич, — сказал он, подавая капитану стул.

Варгин присел к столу и, облокотясь о край его, возбужденно стал рассказывать Булавину все, что услышал от Алехина.

— Нет сомнений, товарищ майор, — решительно заключил он, — что Гаевой ухитряется каким-то образом использовать переписку теток Алехина для своих шпионских донесений фашистскому резиденту, видимо обосновавшемуся где-то у нас в области.

Булавин задумался.

— Что же вы предлагаете? — спросил он наконец, еле удерживаясь от желания попросить у Варгина папиросу. (Булавин давно уже делал попытки бросить курить, но, погрузившись в служебные заботы и размышления, большей частью забывал об этом.)

— Я предлагаю, — не задумываясь, ответил Варгин, — ознакомиться с письмом Марии Марковны. Это поможет нам во многом разобраться.

«Да, пожалуй, это на многое откроет нам глаза, — подумал и Булавин, постукивая кончиками пальцев по столу. — Гаевой, видимо, чертовски осторожен и не решается заводить собственную легальную переписку».

Евгений Андреевич встал из-за стола и медленно подошел к окну, продолжая размышлять о гитлеровских шпионах, педантично продумывающих тончайшие детали своей работы, но всякий раз упускающих что-нибудь главное. Они исходят всегда только из опыта своей многолетней шпионской работы в условиях буржуазных государств и не понимают принципиально новых условий социалистического государства. Это и губит их, в конце концов.

Евгений Андреевич задумчиво посмотрел в окно. По улице шли в школу малыши с портфелями, со связками книжек, и так же остро, как вчера у карты с линией фронта, он почувствовал вдруг, что и жизнь этих малышей, и труд их родителей, и вся станция с крупным железнодорожным поселком — все теперь будет зависеть от решительности его действий. Не раздумывая более, Булавин подошел к телефону и набрал номер местного почтового отделения.

— Приветствую вас, Михаил Васильевич, — поздоровался Евгений Андреевич с начальником почтового отделения Кашириным. — Булавин говорит. Скажите, не ушла еще от вас иногородняя почта?.. Завтра утром уходит?.. Тогда у меня просьба: проверьте, пожалуйста, нет ли среди полученной вами корреспонденции письма на имя Глафиры Марковны Добряковой. Когда смогу получить ответ?.. Через пятнадцать минут? Хорошо. Позвоните мне на квартиру.

Спустя несколько минут раздался звонок. Булавин нетерпеливо снял трубку.

— Слушаю вас, — произнес он громко. — А, Михаил Васильевич! Ну, какие успехи? Есть письмо на имя Глафиры Добряковой? Очень хорошо. Срочно пришлите его ко мне.

У диспетчера станции Воеводино Анны Рощиной был сегодня тяжелый день. Почти ни один поезд не удавалось ей провести по графику. То налеты фашистских бомбардировщиков задерживали поезда в пути, то неисправность вагонов, требующая отцепки, мешала отправить их со станции во-время, то с паровозами происходила какая-нибудь задержка. А тут еще на линии был паровоз Сергея Доронина, который вел тяжеловесный поезд, и ему нужно было обеспечить «зеленую улицу» — сплошной свободный путь.