– Лорд Оберон, боюсь, мне нечему учить вас, – сказал Берушк.

– Я просто хочу потренироваться.

– Это можно, – согласился Берушк. Он посмотрел на Коннера с Титусом и подмигнул им с несколько преувеличенной веселостью. – Верно ведь, ребятки?

Берушк свое слово сдержал. Следующие два часа мы тренировались, и другой такой изматывающей тренировки я не припомню. Они сражались со мной – поодиночке, вдвоем, а то и все трое одновременно.

Я не проиграл ни единой схватки, даже когда Берушк привязал мне левую руку к телу и надел на ноги утяжелители. Я взмок, и мышцы начали дрожать от напряжения, но все-таки я еще успел достать каждого из противников деревянным мечом, прежде чем окончательно вымотался.

– Все, с меня на сегодня хватит, – сказал я, тяжело дыша.

– Приятно было поработать, лорд, – сказал Берушк и поклонился.

Я заметил, что у нас появились зрители – десяток офицеров и стражников. Они зааплодировали, и я отсалютовал им, прежде чем вернуть меч на его законное место, на стойку. Ну вот, теперь они некоторое время будут обсуждать эту тренировку.

Я вытерся полотенцем, поблагодарил Берушка за оказанную любезность и покинул площадку. Зрители безмолвно расступились, давая мне дорогу.

Титус и Коннер поспешили за мною следом.

– Ты дерешься не хуже Локе! – сказал Коннер.

– А может, и лучше, – заметил Титус. – Его Берушку время от времени удается побить.

Я рассмеялся.

– Конечно, они же давно работают вместе. И знают, чего друг от друга ждать.

– И все равно...

Всю дорогу до нашего крыла мы болтали, словно старые друзья. Тогда, за ужином, близнецы показались мне угрюмыми и замкнутыми, но теперь, когда Титус и Коннер позволили себе расслабиться, они оказались приятными ребятами.

Мы добрались до нашего этажа, и там уже разошлись. А потом я заметил, что дверь в мои покои открыта. Ну вот, а я-то надеялся отдохнуть перед ужином...

Я осторожно заглянул в дверь, ожидая наихудшего.

Но вместо притаившихся убийц в гостиной обнаружились Фреда и Эйбер. Фреда сидела за письменным столом; она раскладывала карты и изучала получающиеся комбинации. Вид у нее был не особенно радостный.

– Что-то стряслось? – тихонько спросил я у Эйбера. – Ей что, не нравится то, что показывают карты?

– Стряслось. Она ничего там не видит.

Я удивленно приподнял брови.

– И что, это настолько плохо?

– Не знаю. – Эйбер сложил руки на груди и нахмурился. – Мне она не говорит.

Услышав эту реплику, я невольно улыбнулся.

– Давай завтра вместе пойдем на тренировочную площадку, – сказал я, направляясь в спальню, к тазу для мытья. Надо хоть сполоснуться перед ужином. – Отличный способ поупражняться, а заодно и укрепить отношения с братьями.

– Тут есть одна загвоздка, – откликнулся Эйбер. – Я как-то не испытываю особо теплых чувств к своим братьям. Естественно, за исключением присутствующих.

– Естественно, – согласился я.

– И что же, с ними еще и укреплять отношения? – Эйбер сделал вид, будто содрогнулся от ужаса. – Нет уж, благодарю покорно! Так с кем ты там тренировался?

– С Коннером и Титусом. И с одним довольно любопытным учителем фехтования – его зовут Берушк.

– Да, я как-то с ним встречался. И он только и делал, что оскорблял меня!

– А что же сделал ты?

– Посоветовал ему подрасти и ушел оттуда.

Я рассмеялся.

– Все только и твердят, что о приближающейся войне. Разве тебе не хочется быть готовым к ней?

– О, обо мне не беспокойся. У меня есть план. Если на нас нападут, я отойду в сторонку и подожду, пока вы с папой и с Локе не поубиваете всех врагов.

– Тоже мне – план! – фыркнул я.

– До сих пор он вполне себя оправдывал.

– Ты не видел Горация?

– Кого?

– Моего слугу.

– А, этого! Нет. Что, велеть кому-нибудь разыскать его?

– Да нет, не стоит... просто покажи, как добраться до гардероба Мэттьюса, ладно? Мне надо раздобыть какую-нибудь чистую одежду.

– А, это запросто. Пойдем.

Эйбер двинулся к двери, я – за ним следом. Но прежде, чем мы успели выйти, Фреда подала голос.

– Оберон, пожалуйста, подойди сперва ко мне. Мне нужно, чтобы ты перетасовал карты.

– Ну, ладно, – согласился я. – Если ты думаешь, что это поможет...

Но едва лишь я протянул руку к картам, как по замку разнесся колокольный звон, громкий и протяжный. Я застыл, прислушиваясь и считая. Пять ударов, потом восемь, потом еще одиннадцать. Потом все смолкло.