Аморг даже рот раскрыл от изумления. Вот молодцы!

Сагир ворчал:

– Молодцы!.. Третий день скачут и стреляют в обнимку! – Он вдруг вспомнил о Милиде. – К чему тебе эта похотливая стерва? Как она успела тебя-то заполучить?

Аморг возмутился в ответ:

– Да не было у меня с ней ничего! Приставала, конечно, но только посадил уже перед самым станом к себе в седло, и все!

– Не отмоешься… – покачал головой сармат.

Скиф только вздохнул, он уже понимал, что Асиат обязательно узнает о вдовушке, и доказать, что он чист перед девушкой, будет трудно. На парня вдруг накатила злость: почему должен что-то доказывать?! Мужчина может быть со столькими женщинами, скольких захочет! Разве он не может брать и Милиду тоже?! Сагир же брал…

В глубине души Аморг прекрасно понимал, что он не Сагир, а Асиат не Лейла. Амазонка не простит Аморгу Милиду, если об этом узнает. Было обидно, и все сильнее брала злость. Все-таки эти амазонки задаваки! Смотри какая недотрога выискалась, другую женщину не тронь! И хотя Асиат ничего не говорила по этому поводу, Аморг распалялся все сильнее. Немного погодя его и вовсе захлестывала обида на… свою несвободу. Появилось желание не зависеть вообще ни от кого, во всяком случае, от женщины!

Удивительно, но понимание он нашел у Сагира, тоже злого на всех амазонок, вместе взятых! Два приятеля, неожиданно ставших, как им показалось, друзьями по несчастью, вдруг решили, что эти задаваки не стоят внимания сильных мужчин вроде сарматов и скифов! Пусть ищут себе Вордеров, только и способных развлекать пустыми байками! Глупое мужское самолюбие неожиданно отдалило Аморга и Сагира от амазонок.

Но если Аморг остался страдать, то Сагир вспомнил о вдовушке.

Первой это заметила Лейла. Очень довольная, что их с Вордером задумка удалась и теперь она сможет участвовать в боях хотя бы так, помогая притом и скифу, девушка ждала одобрения со стороны Сагира, а получила… презрение!

– Почему? – В глазах персиянки стояли слезы. Этот чужой язык! Она снова ничего не понимала из происходящего, и никто не мог объяснить, на что так обиделся сильный красивый мужчина.

Лейла уже многое понимала из слов скифов, но только, что касалось лошади, оружия и того, как вести себя в бою. А вот в человеческих отношениях понимания не получалось. Персиянку, рыдавшую в обнимку с осликом, увидел Вордер. Калека был поражен женскими слезами, скифские женщины, а тем более сарматки, никогда не показывают своих слез!

Вордер попытался объяснить Лейле, что плач недостоин амазонки!

– Нельзя! – Рука мужчины поспешно отерла влагу с глаз девушки. – Не плачь, нельзя!

Если кто-то увидит, что персиянка ревет, то амазонкой ей не бывать! Закрыв собой Лейлу от чужих глаз, Вордер вытирал слезы обеими руками, а девушка плакала все горше и горше. И все равно их заметили! Причем младший царь Таксакис. Изумленный видом персиянки, в слезах уткнувшейся лицом в спину осла, он поинтересовался у Вордера:

– Чего это она?

Калека сообразил быстро:

– Плачет из-за того, что не может хорошо править лошадью только ногами! Из-за этого не берут в бой!

Таксакис пожал плечами:

– Верно, не берут, кому нужна амазонка, которая и на коне не сидит?

– Да сидит она, хорошо сидит! – почему-то разозлился из-за нападок на свою подопечную Вордер. – Она еще не научилась стрелять на скаку! А ведь всего с неделю, как вообще седло увидела!

Таксакис только развел руками:

– Ну пусть учится. Только скажи, чтоб не ревела, увидят слезы – засмеют.

Это Вордер понимал и сам. Слушая мужские разговоры, Лейла немного успокоилась. По тону младшего царя было понятно, что выгонять ее никто не собирается, а здесь лучшим другом неожиданно оказался калека Вордер. Девушка вдруг вздохнула: видела бы Залина, как они вдвоем мчатся на коне и бьют стрелами не хуже любого скифа!

Степь… Вокруг только пожухлая на солнце трава и редкие перелески. Ветер сменил направление, и скифы больше не жгли ее, чтобы не сгореть самим. Это вдохновило персов, но им все равно не хватало воды. Ручьи в оврагах не спасали многочисленных людей и лошадей. Проводник-фракиец сказал, что у скифов множество колодцев в степи. Все, которые попадались прежде, были засыпаны… скифы тоже не дураки оставлять колодцы врагу.

Солнце днем не рыжее и даже не желтое, оно белое. На него нельзя смотреть – сильно слепит. Над землей поднимается душное марево, горячий воздух колышется, словно над раскаленными углями костра, подернутого пеплом.

Передовые отряды персов искали не только скифов, но и хотя бы намек на воду. Десяток всадников медленно двигался по ровной, как пол в богатом доме, степи… Вдруг глаза воина зацепились за что-то впереди. Еще не понимая, что это, он осторожно двинул коня в ту сторону.

– Зенон, ты куда?

– Вон там что-то виднеется…

– Будь осторожен, эти степняки большие хитрецы.

Но Зенон уже понял, что перед ним. Это был еще один колодец. Конечно, ждать, что его оставили, не стоило, но проверить нужно.

Уже через мгновение он, не веря своим глазам, звал товарищей:

– Колодец не засыпан! Здесь есть вода!

Всадники оказались рядом с вожделенным колодцем мгновенно. Сам Зенон с волнением тащил снизу бадью, перехватывая задубелую от влаги веревку. Наконец бадья на срубе. Внутри плескалась чистая, холодная вода! Она чуть пахла пенькой и немного солоновата, как вся вода в степи, но это вода! И персы один за другим жадно пили, проливая драгоценную влагу себе на шею, на грудь. Потом напоили лошадей.