– Давай устраивайся поудобнее, запрокинь голову и расслабься, – деловито, отгоняя на время в сторону все игривые мыслишки, велела я, готовясь к косметической операции.

Вор послушно выполнил задание. Я подгребла поближе к Лаксу и провела ладонью по грубой полоске, так портившей настроение парню. С одной стороны, мне действительно было абсолютно плевать, есть у него какая отметина или нет, но с другой – рыжий так усердно скрывал шрам и морально мучился от его наличия, что настала пора разрешить эту проблему раз и навсегда.

Давно выношенное в сознании заклинание, состоящее из целительных рун и дополненное рунами нужды – наутизи воды – лагу(последняя была применена для пущего шлифовального магического эффекта), трепетало на кончике языка. Я не стала пользоваться письменными принадлежностями, просто обмакнула палец в воду и одну за другой начала осторожно чертить руны на шее Лакса. Магия мощным потоком забурлила у меня в крови и хлынула, засияла каплями на коже парня. Яркое сиреневое свечение, слепящее глаза, полностью скрыло шею вора. Несколько мгновений казалось, что голова и туловище соединяются не плотью, а этим сиреневым с зелеными завихрениями облаком.

Когда магическое зарево померкло, с непривычки стало темно. Не доверяя неверному свету заходящего солнца, я наложила обе руки на шею Лакса, будто собиралась придушить его за какуюто провинность, и проверила тактильно. Есть! Шрам исчез!

– Готово! – объявила парню, взяла его обмякшую руку и тоже положила на место, где еще минуту назад был старый след от веревки – метка неудачного повешения.

Тонкие, гибкие, как у музыканта, пальцы Лакса проворно ощупали шею, глаза широко распахнулись от радостного изумления. Он сомневался, что ли, в моих несравненных талантах, жулик? Впрочем, я не дала парню времени на благодарности, оправдания или иную словесную ерунду. Придвинувшись к рыжему поближе, ласково шепнула:

– Обязательная программа исполнена, предлагаю перейти к произвольной, – и коснулась его теплых, все так же пахнущих солнцем и лесом губ.

Надо отдать Лаксу должное, сориентировался он быстро. Руки взметнулись и крепкой хваткой прижали меня к груди, губы страстно и нежно ответили на поцелуй, переведя почти целомудренное касание в нечто совсем противоположное. Ворох мягких полотенец на краю ванной показался нам самым подходящим местом для «продолжения банкета», описывать который я по причине личной скромности и из опасения вызвать приступ жестокой зависти читающих не собираюсь. Скажу только одно: оказывается, волосы даже у смесовых эльфов растут только на голове. Может, изза этой очаговой концентрации волосяного покрова Дивный народ и люди, обладающие примесью эльфийской крови, отличаются такой густой шевелюрой? Но это я уже задним числом выводы сделала, а тогда только порадовалась тому, какие увлекательные перспективы открывают особенности Лакса…

Все было здорово, и вышли мы из мыльни спустя час только потому, что срок аренды истекал. Кейр и Гиз, мерзкие похабники, завидев наши довольные физиономии, понимающе заухмылялись. Я показал им обоим язык и завернулась в великолепный желтый, пушистый, как цыплячий пух, халат. Еще мокрый и потому странно тощий пес, очищенный от репьев и прочего мусора, тоже вывалил язык из пасти, правда не дразнясь, а спасаясь от жары. Впрочем, я чуяла, зверь доволен.

Дождавшийся друзей Фаль спикировал мне на плечо и с довольным курлыканьем принялся обустраиваться в мягком ворсе одежды, похоже, малышу мой банный халат, обнаружившийся в шмотках от маэстро Гирцено, понравился даже больше, чем мне.

Кейр только распахнул дверь предбанника мыльни, как прямо на нашу чистую компанию решительно ринулся грузный усатый мужик, у него в кильватере топталась пара краснозеленых личностей.

– Вот он! Точно он! – тыча пальцем в Лакса, фальцетом гневно голосил усач (гормональные сбои у него или просто кастрат?). – Арестуйте вора и мошенника!

Стражники энтузиазмом мужика заражены не были и медлили, переминаясь с ноги на ногу на максимально безопасном, как им, наивным, казалось, расстоянии от магевы и гигантского пса. К чести Лакса, он отреагировал на эти вопли с невозмутимой, почти заинтересованной полуулыбкой. Так люди в зоопарке разглядывают бесчинствующих за оградой мартышек: забавляясь самыми дикими их ужимками и гримасами.

– Какие претензии у тебя к моему марету, человек? – подпустив в голос побольше высокомерия, «снизошла» я до вопроса.

Сложно быть высокомерной и грозной в желтом пушистом халатике, но я очень постаралась. Пес помог, издав низкий, на грани слышимости, утробный рык. Судя по тому, как стража сдала еще пару шагов назад, вжавшись в стенку коридора, а «кастрат Фаринелли» прекратил орать, у нас получилось.

Однако пискля оказался не робкого десятка, гордо задрав усы, он набрал в грудь побольше воздуха и снова гневно завизжал циркулярной пилой:

– Клянусь дланью Гарнага, магева, этот человек в прошлом летнем сезоне обманом на тракте прибился к нашим возам и на ночлеге умыкнул мой пояс с выручкой! Я эти наглые глаза и рыжий волос накрепко запомнил! Проснулся тогда, как чуял беду, схватить мерзавца пытался, да выкрутился он, сбежал, тварь поганая! У, эльфийский выродок! Виселица по тебе с тоски стонет!

– Мало ли рыжих и голубоглазых мужчин с примесью эльфийской крови бродит по дорогам мира, – беспечно пожала я плечами. – Пока твое обвинение недоказуемо. Слово купца против слова моего марета. Может, у вора примета какая особая была, а, человек?