– Ну что ж, – медленно промолвила я, поерзав на ковре, чтобы устроиться поудобнее, – истиной в последней инстанции сказанное не считайте, но если действительно нужен совет, взгляд со стороны на проблему, которую вы со всех сторон обмусолили и так глаза замылили, что под носом ничего больше разглядеть не способны… Давайте попробуем. В чем делото?

– В договоре, – промолвил князь так, словно это объясняло все разом, как любимое присловье старого папылиса из детского фильма: «Такова се ля ви».

– А поподробнее? – попросила я, какойто едва ли десятой частью рассудка осознав странность происходящего: сижу в шатре эльфийского князя, хамлю его советникам, а они вместо того, чтобы стражу кликнуть, передо мной извиняются и вдобавок совета просят. Но это, как уже было сказано, я чуяла очень далекой, исключительно рациональной частью себя, а остальное, оно твердо знало – все идет по плану, все ведут себя правильно, и я в том числе, когда предлагала эльфам свою помощь.

– Разговор идет о договоре моего деда Альглодиэля, – уточнил Аглаэль, положив тонкие пальцы на одну из бумажных стоп. – Минуло полтысячелетия, первый оговоренный срок истек, и документ должен быть подписан заново. Именно поэтому я послан отцом в Патер.

– И в чем проблема? – с легким замешательством нахмурилась я. – До вас дошли слухи, что человеческая сторона не желает продления договора?

– Ннет, – сдвинул брови и предводитель посольства. – Все не столь плохо, однако у нас есть основания полагать… – Аглаэль моргнул, подбирая слова, чтобы объяснить кажущееся таким очевидным для внутреннего зрения, – что люди пожелают внести неприятные изменения в договор.

– Откуда дровишки? – уточнила быстренько.

Смысл метафоры князь просек моментально и раскололся:

– Провидица Виальдэ зрела серую пелену над нашими землями и черные письмена, в которых распознала договор – позор и спасение нашего народа. Письмена менялись, и вместе с их переменой все более густел туман. Угасал свет солнца и звезд, ярко светила лишь одна звезда – Ксантии. Она осталась единственной надеждой для нас – так предсказала Ви. Только ее свет способен разорвать наползающий туман и прогнать его прочь, подарив миру радугу цветов. Видения никогда не дают точного ответа на вопросы, мы не знаем пока, как толковать его, ведомо лишь одно – беда придет от мирного договора с людьми, но почему провидица зрела Звезду истины, мы не смогли истолковать. Может быть, ты…

– Гм… – Я откашлялась, хоть и не испытывала никакого першения в горле, однако было немного неловко от того, что собиралась сейчас заявить. – Наверняка пока ничего не скажу, но меня, кстати, зовут Оксана, имя это имеет сокращения Ксана, Ксюха, Ксюша…

Эльфы вперились в меня такими благоговейными взорами, как будто собирались помолиться, и перестали дышать. Что самое неприятное, еще и Фаль с Лаксом вылупились точно так же, легкий флер неверия в мистические совпадения под вредоносным влиянием впавших в экстаз остроухих мистиков таял с катастрофической быстротой. Молчальник поцеловал ладони и снова простер их ко мне с тихим шепотом:

– О, сияющая! Предвечная!

Я отвернулась, посмотрела кудато вбок, чтоб только не видеть этих полных надежды глаз, и торопливо пробормотала:

– Эй, вы там, не навоображайте невесть чего, пожалуйста! Я натуральный, стопроцентный человек из костей, мышц и крови. Коегде даже жир есть! Никаких небесных предков не имею и на божественность не претендую. Упаси, как там повашему, Творец! Вы же сами говорили, что видения не дают четких указаний. Я полагаю, вашей провидице откудато сверху покровители спустили подсказку: люди мудрят с договором, посоветуйтесь с Ксюхой. А уж весь остальной декор в высоком штиле ее воображение обеспечило. Так что хватит мистики, давайте делом займемся.

Мои слова немножко встряхнули эльфов, они перестали не моргая пялиться на меня, целовать ладони и порываться простереться ниц. Коврик в шатре, конечно, мягкий, на таком в кайф поваляться, балду попинать, но только из удовольствия. Я была категорически против поспешного возведения меня в ранг божества или звезды, помоему, эльфы разницы между двумя этими понятиями не делали, а если таковая и наличествовала, то была чрезмерно тонка для моих примитивных мозгов. С божества, как я уже уяснила из краткой дорожной лекции Лакса, спрос поболее, чем с человечка. А мне оно надо? Ответ однозначный и обжалованию не подлежит – нет, фигушки. Ни за что! Чем меньше ответственности и власти, тем проще жить. Никогда не понимала наших девчонок, рвущихся к посту старосты, только лишний геморрой, привилегий куда меньше, чем обязанностей.

Когда мое пылкое воззвание слегка проветрило компании мозги, я еще раз откашлялась и бодро заявила, усевшись для удобства потурецки:

– Значит, с договором чтото нечисто. Оставим пророчиц блуждать в туманах видений, скажите лучше, вы с грамотными юристами не консультировались? Не просили выловить блох в бумаге?

– Блох? – Аглаэль так удивился, что разом растерял половину почтения к сошедшей с небес звезде.

– Ну да, ловушки, двусмысленности, уловки, – помахала я в воздухе рукой, – все, что могут использовать люди, чтобы повернуть текст договора в свою пользу. – Я сама не юрист, это всетаки не профессия, а диагноз, но знаю, иногда можно в договор столько всего вложить, что глупый партнер, считающий, будто заключает выгодную сделку, останется голым и босым, а все потому, что подпунктики в конце документа, написанные мелким шрифтом, прочесть не удосужился.