– Куда?
– нахмурился Завьялов.

Иннокентий снова сделался упрямым. Борису показалось, еще немного и забудется, примет гордую наполеоновскую позу с мизинцем на бицепсе. Кеша оказался парнем не промах: ручки он таки скрестил, но пальчики благоразумно упрятал подмышками.

– Своим ответом я нанесу вам вред.

– Тайны, значит, - нахмурился Борис.
– Смертельные секреты...

– Именно - так, - напыщенно кивнуло тело Кеша.

– И чем это грозит?

– Вам или мне?

– Обоим, идиот!

– Вы..., вам лучше об этом не знать. Я... получаю поражение в правах.

– Каких?
– искренне удивился Завьялов.

– Вам лучше этого не знать. Вы просто будете выполнять все мои рекомендации, и все будет в порядке.

Если бы совсем недавно Кеша в его куртке и теле не рыдал на лавочке под фонарем, Завьялов, вероятно, проявил бы осторожность. Все друзья считали Борю умным парнем. Того же мнения придерживались и преподаватели во всевозможных учебных заведениях...

Завьялов понимал, что существуют тайны, к которым лучше не прикасаться даже краем. Убью точнее пули! держись от них подальше.

Но Кеша, даже в его теле выглядел абсолютным обсоском. Знакомые девушки в унисон твердили, что Боря свет Михайлович имеет быть исключительно брутальным типажом. Мачо, так сказать.

Мачо с Иннокентием внутри превратился в заурядную половую тряпку. В сопливую кликушу. Ботаника с чужого плеча. Мокрую курицу с накаченной задницей. Какого-то педрилу, если говорить совсем уж честно.

– Послушай, Кеша, - подходя к телу вплотную, похлопывая по спине, ласково произнес Завьялов, - я не вчера родился...

– Вы родились в одна тысяча...

– Не отвлекайся на фигуры речи!
– прорычал Завьялов.
– Слушай молча.

– Угу.

– Так вот. Я не вчера... Черт! Короче. У тебя что-то пошло не так, Иннокентий. Я прав?

– Угу, - не считая мычание разговором вслух, опять кивнуло тело.

– У тебя что-то пошло не так, - задумчиво повторил Борис.
– Есть вероятность, что мы не выпутаемся?

Тело невразумительно повело плечами.

– Значит - есть. Паршиво. Ты можешь связаться со своим начальством и сообщить о произошедшем сбое в программе?

Кеша замотал головой.

– И что нам делать?

Завьяловское лицо, руководимое изнутри мокрой курицей, изобразило намек: мол, а я вам, господин хороший, уже докладывал: "Будете паинькой, всё разрешится ко всеобщему удовлетворению".

– Твоими бы устами..., - пробормотал Борис. Печально поглядел на освещенное крыльцо больницы, где ему навряд ли помогут, и приказал: - Карманы выворачивай, Иннокентий.

– Чего?

– Бабло, ключи от тачки и мобилу доставай, ушлёпок!

На мобильнике стояло четырнадцать пропущенных вызовов и десять эсемесок. Половина из которых принадлежала перу изобретательного в лингвистике Косолапова. Борис на ходу, скоренько прочитал послания, хмыкнул над наиболее изощренными эпистолярными оборотами...

Кеша трубочкой не баловался, на вызовы не отвечал, и это обнадеживало. Завьялов убрал мобилу в карман олимпийки, подошел к заснувшему на больничной парковке круто тюнингованному Порше...

Безупречные линии спорткара сочетались с оленями и замызганными трениками до безумия сюрреалистично. Завьялов представил, как растоптанные бомжеские кроссовки (из помойки!) будут прикасаться подошвами к чутким, безупречно послушным педалям. Трагически поморщился. Покосился на знатно разодетого Иннокентия в итальянских штиблетах...

Кеша жадно разглядывал автомобиль...

Да лучше сдохнуть! чем доверить родимую тачку э т о м у родимому телу!

Завьялов нажал на клавишу авто-брелка, заставил двигатель очнуться. Распахнув водительскую дверцу, буркнул:

– Залезай давай, ушлепок.

– А можно не ругаться?
– разобижено поинтересовался Иннокентий.

Завьялов представил, что ругает самого себя - кивнул:

– Лады. Запрыгивай, Кешка. Домой поедем.