Когда я сажусь, кашемировый плед соскальзывает на пол. Я держусь ровно и хватаюсь за диван, в ожидании, что комната поплывет вокруг или испарится из моего взора. Я поворачиваю голову из стороны в сторону, вверх и вниз, и кругом. Нет ни головокружения, ни провала, ни пульсации. Вспышка молнии на мгновение освещает комнату, и когда она исчезает, я оборачиваюсь за ней к окну и направляю свой взгляд ей вслед к морю. В отражении на окне я замечаю стоящую позади меня фигуру. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто создает такой большой контур, или кто заставляет меня покрыться мурашками.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — говорю я его отражению.

Он перепрыгивает через спинку кушетки и берет меня за подбородок, а затем вертит голову в разные стороны, верх, вниз, вокруг, наблюдая за моей реакцией.

— Я только что так делала, — сообщаю ему я. — Ничего.

Он кивает и отпускает меня.

— Рей..., э.. моя мама позвонила твоей и рассказала о том, что случилось. Должно быть твоя мама позвонила врачу, и тот сказал, что такое не впервые, но тебе следует отдохнуть несколько дней. Моя мать настояла на том, чтобы ты осталась на ночь, незачем садиться за руль в такую погоду.

— И моя мама согласилась с этим?

Даже в темноте от меня не ускользает его усмешка.

— Моя мама порой может быть весьма настойчивой. Под конец разговора, твоя мама даже предложила нам обоим завтра вместо школы остаться у меня дома, чтобы ты отдохнула — конечно же, под бдительным оком моей мамы. Твоя же сказала, ты не останешься дома, если я отправлюсь в школу.

Вспышка молнии засвечивает мой румянец.

— Потому что мы оба ей сказали, что встречаемся.

Он кивает.

— Она сказала, ты должна была остаться сегодня дома, но закатила истерику. Честно, не думал что ты такая вре... ауч!

Я пытаюсь пнуть его еще раз, но он перехватывает мое запястье и перекидывает меня себе на колени, словно ребенка для порки.

— Я хотел сказать, "вредная насчет истории", — он смеется.

— Нет, не хотел. А ну пусти.

— Сейчас, — он не двигается с места.

— Гален, если ты не дашь мне встать прямо сейчас...

— Прости, пока не готов.

Я охаю.

— Ой, нет! Комната опять кружится, — я вся напрягаюсь.

Теперь комната и правда кружится, когда он поднимает меня и снова берет за подбородок. Беспокойство на его лице заставляет меня почувствовать себя немного виноватой, но не настолько, чтобы промолчать.

— Каждый раз срабатывает, — я одариваю его своим лучшим взглядом из серии "ха-ха, вот ты дурак".

Кроссовок, полетевший со стороны входной двери, практически попал в цель. Я никогда не слышала, чтобы Гален чертыхался, но судя по тому, как у него светятся глаза, похоже, что слово из трех букв вот-вот вылетит. Мы оба оборачиваемся и видим Торафа, со скрещенными руками. На его лице тоже сияет улыбка из серии "ха-ха, вот ты дурак".

— Ужин готов, детишки, — сообщает он.

Да, Тораф мне определенно нравится. Гален закатывает глаза и ссаживает меня со своих колен. Он подрывается, оставляя меня на диване, и я вижу в отражении, как проходя мимо Торафа, он пинает того кулаком в живот. Тораф морщится, но усмешка не сходит с его лица. Он кивает мне, прежде чем последовать за Галеном.

Когда мы проходим через комнаты, я стараюсь вдоволь налюбоваться богатой, изысканной обстановкой, мраморными полами, причудливыми картинами, но мой желудок издает звук, больше подходящий собаке в питомнике во время кормежки.

— Мне кажется, твой желудок ревет, словно морской слон в сезон спаривания, — шепчет Тораф мне на ухо, пока мы входим в кухню. Я тут же заливаюсь краской, и этого достаточно, чтобы Тораф засмеялся во всеуслышание.

Рейна сидит за стойкой, взгромоздившись на стул по-турецки, и пытается накрасить ногти на ногах шестью разными цветами, выстроенными в ряд напротив нее на столе. Если она хочет придать им вид чего-то отличного от M&M’S, ей придется хорошенько постараться. Ммм... M&M’S...

— Эмма, познакомься с моей мамой, — говорит Гален. Он ложит руку на спину матери и уводит ее от стойки, на которой она помешивает что-то в кастрюле, размером с автомобильную шину. Она протягивает мне руку и усмехается, когда я ее пожимаю. Мама Галена самая итальянская итальянка, какую я только видела. Большие карие глаза, черные вьющиеся волосы, беспорядочной россыпью на голове, и шокирующая красная помада, идеально подходящая под каблуки в десять сантиметров, надетые, вероятно, чтобы дотянуться до крышки той самой кастрюли.