Переодеться в сухое, у кого оно нашлось, Дубов разрешил. Поваляться на травке, передохнуть не позволил. И не потому, что трава подсохнуть не успела. Погнал палатки ставить, хворост и дрова для костра собирать, сушить, воду носить. Вдруг снова дождь случится? Всем дела и заботы выискал. Ни с того, ни с сего подобрел к Светлане. Она, выполнив свой урок, сидела на сухой кочке и пыталась снять чуть не намертво прилипшие к пяткам кроссовки. Люська с аптечкой наготове примостилась рядом, скрестив ноги по-турецки. Он подошёл, помог осторожно снять кроссовки и носки. Вместе с Панкратовой начал обрабатывать Светлане пятки перекисью водорода, какой-то неизвестной женщинам жёлтой фармацевтической дрянью. Светлана умудрилась в кратчайший срок натереть себе кровавые мозоли, лопнувшие и слегка уже подсохшие. Боль была изрядной.

– Вы плачете, - тихо пробормотал Павел Николаевич, ловко накладывая на мозоли бактерицидный пластырь.

– Но не плачусь, не жалуюсь, - так же тихо огрызнулась Светлана. Вспомнила его утреннее предупреждение на школьном дворе.

– Не сердитесь, - он заискивающе улыбнулся.
– Виноват. Больше не буду. Я вас за свою считаю. А к своим, увы, я всегда строг.

– Да я не сержусь, - смутилась Светлана.
– Просто больно очень.

Люська молча переводила любопытные глаза с Дубова на приятельницу и обратно. Не ухмылялась.

– Вы пока обувь не надевайте, - Павел Николаевич поднялся.
– Походите босиком. Пусть ранки заживут немного.

– Трава мокрая, - встряла наконец Люська.

– Это ничего. Земля тёплая. Сейчас босиком походить полезно. И приятно.

Дубов отошёл, на ходу снимая с себя наполовину просохшую уже штормовку, а следом за ней и футболку. Пошёл пристраивать одежду на куст, под солнечные лучи. Не супермен, конечно. Но и стыдиться такого торса, как у Дубова, не приходилось. Женщины провожали его взглядами. Люська тихонько, по-мужски, присвистнула.

– Вполне приличный экземпляр. Ну, Аркадьевна, держись. Что-то сегодня будет точно. Я там, на обрывчике, место хорошее видела. Потом покажу. Ты, если чего, туда его ночью веди.

– С ума сошла?!
– возмутилась Светлана. Постаралась скорей забыть бестактный намёк, выбросить из головы. И свои грешные мысли отогнать.

КНИГА ВТОРАЯ. По дороге к вершине.

Ступень 3. “Повесть о Павле”.

Темнота была летняя, прозрачная. И лунная. Они сидели на обрывчике. На том месте, о котором днём говорила Люська.

Июньские ночи светлые. Окрест видно многое. Да и луна, похожая на истончённую слюдяную дольку, заливала рассеянным бледным светом деревья, кусты, реку. Где-то недалеко, в стороне и внизу, темнел подвесной мост. Длинный, гибкий, похожий на провисшую чёрную ленту. Павел Николаевич планировал вечером завтрашнего дня провести по нему группу на другой берег и добраться до ближайшей железнодорожной станции через лес.

Мост немного беспокоил Светлану. Но лишь немного. Москва-река в этом месте была неглубока, не очень широка. Светлана не могла похвастать глазомером. Для себя навскидку определила расстояние от одного берега до другого метров в пятьдесят - шестьдесят. Видимо, местные власти считали накладным строить здесь переправу посолидней. Светлана с некоторой неприязнью представляла себе, что завтра нужно будет по этому мосту переходить на другой берег. Река здесь хоть и мелкая, но зато какое течение! Настоящая быстрина. И всё дно в камнях. А над камнями длинные, склизкие на вид нити водорослей. Бр-р-р! Её передёрнуло.

– Замёрзли?
– участливо спросил Павел Николаевич. Он снял с себя штормовку и накинул Светлане на плечи. И словно забыл убрать одну руку с её плеча.

Светлана замерла. Дышать боялась. Это был первый такой случай. Первый серьёзный шаг в её сторону. Ведь сейчас поцелует? Или нет? По современным меркам все сроки давно прошли. Конечно, Павел Николаевич человек немного старомодный и церемонный. Так ведь ухаживает же? Откровенно, хоть и сдержанно, аккуратно ухаживает последние полгода. Старомодно и церемонно. А больше ничего.

Наверное, Дубов и сам решил, что все сроки давно прошли. Он низко склонился к её лицу.

Светлана, в тайне даже от себя, мечтала об этом поцелуе. Павел Николаевич представлялся закованным в серебряные латы и восседающим на белом коне. Рыцарем представлялся. О рыцаре она мечтала в шестнадцать лет, рыцаря искала в двадцать два года, рыцаря ждала в своей заколдованной башне после горького опыта неудачного замужества. И он таки пришёл. Появился - спасти, охранять, лелеять. Не в полной чистоте души сохранила себя для него. Но многое, многое сохранила. Хотелось теперь Светлане этот вымечтанный поцелуй считать первым настоящим своим поцелуем. Таким, когда любовь наполняет его истинным глубинным смыслом единения душ и сердец, а не только стремлением к физической близости.

Длился и длился этот “первый настоящий” поцелуй. Увы, не было в нём и намёка на единение, а была лишь мощная прелюдия к древнему таинству соития. И они уже лежали на траве. И они уже плавились подобно горячему воску. И вдруг…

– Нет, - хрипло проговорил Дубов.
– Нет, не могу…

Он вскочил. Даже в темноте было видно, как он непривычно помят, всклокочен и дик.

– Что случилось, Паша?
– с трудом выдавила из себя Светлана. Она лихорадочно соображала, искала причину. Но усела заметить, что его будто током дёрнуло.