Шрифт:
о семье, о своих детях, но, при всем этом, тебе надо еще и помогать людям, разбираться с их проблемами.
Вытянешь? Найдешь время, чтобы хватило на все? О ком будешь заботиться в первую очередь? О семье или
о том, кто уже на краю?
– Можно вопрос?
– Валяй.
– А как ты живешь со всем этим?
– Могу рассказать, если хочешь. Но мой ответ ничего тебе не даст. Каждый сам выбирает себе дорогу.
Каждый сам строит свою жизнь, и я не имею ни малейшего понятия, как пойдет твоя. Я не чертов
предсказатель. Я просто тот, кто помогает людям.
Мы оба умолкли, и где-то с полчаса сидели, потягивая из бокалов. Мыслей было много. Я узнал даже
больше, чем изначально собирался, а он ждал, пока я все обдумаю.
Наконец я поднялся с места и сказал:
– Знаешь, Олег, я не могу сказать ничего сейчас.
– Я и не думал, что сможешь. У тебя слишком мало жизненного опыта и понимания таких вещей.
Кроме того, ты слишком молод, чтобы принимать серьезные решения. Езжай домой. И не звони мне, пока
не будешь готов дать ответ или пока не вляпаешься в какую-нибудь историю. Или пока кто-то из твоих
знакомых не будет нуждаться во мне.
Я кивнул и направился к выходу. Мне предстояло многое обдумать.
Глава третья
Приехав домой, я оказался загружен домашними делами, учебой и прочей ерундой, но в голове
постоянно крутился разговор с Олегом.
Перспективы маячили колоссальные! Возможность понять, чего хотят люди, умение управлять их
жизнью... Одним словом, можно было запросто добиться того, на что у многих уходили годы упорного
труда. Но то, о чем рассказал Олег, резко останавливало. Постоянная ответственность, плюс пока еще
непонятное обострение чувств, про которое он говорил, не давали мне решиться на его предложение.
Также, впрочем, в голове не укладывалось и то, что он говорил про какой-то совершенно невероятный
уровень манипуляций людьми. Чем больше я думал об этом, тем больше мне казалось, что у него явно
не все в порядке с головой. На мой взгляд, все люди были совершенно разными, и вывести среди них
закономерности было можно очень условно.
Меня никогда не интересовала политика, а основное применение тому, о чем говорил он, я видел
именно в этой сфере деятельности. Кроме того, я не понимал, какая может быть отдача от его действий.
Пока он рассказывал мне обо всем, я смог рассмотреть его и убедиться, что он небогат. Не было даже
намека на то, чтобы его жизнь была хорошо обеспечена. Себе он покупал недорогие костюмы и такое
же пиво. Однако при всем этом я сам был свидетелем того, что обеспеченные люди считали его своим
другом и позволяли ему пользоваться всем, что было в их домах. Даже люди, которые соприкасались с ним
опосредованно, как охранники этого дома, уважали его, и если бы он их попросил, они сделали бы для него
все.
Я не понимал, как такое может быть, и меня это ужасно раздражало.
В таких раздумьях прошло четыре дня. На пятый же день, после учебы, ко мне подошел знакомый,
который явно был не в духе.
– Что случилось?
– Брат.
Я припомнил то, что знал о его брате. Вроде бы ничего особенного. Учился, вылетел из института, пошел
в армию. Вернуться должен был только спустя полтора года.
– Что с ним? Удрал из армии?
– Нет. «Деды» забили насмерть. Мать плачет. Отец запил. А я вообще не знаю, что мне теперь делать.
Дома такой бардак, что лучшее, что я могу придумать – это не появляться там.