Я стоял рядом, слушал и кивал, в особенности потому, что достаточно было лишь поменять

имена действующих лиц и время событий, вкупе со стилем изложения, и я мог с уверенностью

сказать, что я присутствовал в театре на этом спектакле.

Когда же примерно с середины ее повествования я продолжил рассказ вместо нее, оставив

ей удел кивать и слушать меня, я уже искренне наслаждался.

– Откуда ты знаешь? – опомнилась вдруг она.

– Знаю. Ты что, только что с репетиции? Вольное изложение известных произведений? Так ты

не ту публику выбрала. Здесь это оценят меньше чем на сцене.

Она вспыхнула как маков цвет, и это было первое искреннее проявление чувств. Когда вас

ловят на таком, то очень тяжело держать в узде непроизвольные реакции.

– Ты решил надо мной посмеяться! – завопила она, и попыталась залепить мне пощечину.

Разумеется, я не дал ей этого сделать, перехватив руку.

– Прекрати показушничать, и пойдем. Поговорим спокойно, как взрослые люди.

– Отпусти меня!

Я усилил хватку на ее запястье.

– Не прекратишь, руку сломаю, и тогда будешь страдать уже по-настоящему.

Она заткнулась, но ненадолго. Стоило мне повести ее в сторону от остальных, как она

закатила такую сцену, что из окрестных окон повысовывались жильцы, пытаясь понять, кого же

убивают в их дворе посреди белого дня.

– Ладно, черт с тобой – сказал я, и, отпустив ее, направился на выход из двора.

Не мытьем, так катанием, подумалось мне, но я узнаю все то, что хочу. В конце концов мне

было не привыкать караулить людей и подлавливать их в таких ситуациях, которые они сами

сочли бы крайне неудобными.

Мне пришлось проторчать там еще несколько часов, пока она, наконец, рассталась со своими

охающими и ахающими единомышленницами.

Я незаметно следовал за ней примерно половину дороги до метро, пока полностью

не убедился, что она идет одна, и больше из этой компании никого нет рядом. Спокойно

приблизившись к ней со спины, я наклонился к ее уху и тихо сказал:

– Могла бы и поблагодарить.

Это надо было видеть. Ее прыжок с разворотом был просто изумителен, особенно с учетом

того, что начинала она его, цепляя на себя только что отыгранную роль эмо, но в процессе

поворота она опознала меня и вторую часть проделала, уже возвращаясь в нормальное

состояние.

– За что это я должна тебя поблагодарить, придурок? За то, что ты мне чуть весь образ не

поломал? Мне про этих идиоток статью писать, а из-за тебя я чуть было…

Статья? Журналистка? На такую удачу и рассчитывать не приходилось.

– Но ведь не поломал же. Даже более того, утвердил тебя в нем. Дал устроить представление,

которое они еще долго смаковать будут.

Она устало посмотрела на меня.

– Чего тебе от меня надо?

– Напоить кофе и порасспрашивать. В частности – о твоей статье. Только для начала, давай ты

поприличнее выглядеть станешь, все равно я уже понял, что ты вообще не из них.

Она фыркнула, но направилась в ближайшее заведение.

– Бери кофе, а я пока в уборную. Сниму с себя всю эту муть.

Посмеиваясь я взял пару чашек кофе и уселся с ними за столик.

Через несколько минут, ко мне подошла вполне прилично одетая и умело накрашенная

девушка, в которой никто бы и не заподозрил недавнюю эмо.

– Ловко. Шмотки в уборной заранее оставила?

– Нет. У меня здесь подруга на кухне работает.

– Тоже неплохо.