Внезапно Ниине пришло в голову, что сюда ее доставили как раз для подобных развлечений. Но, судя по низким ножкам кровати, ее хозяин не был великаном. Пленница легко встала и направилась к витражному окну.

До узкого подоконника не дотянуться. Однако, если что-нибудь подставить, она наверняка справится с этой задачей.

Она огляделась в поисках чего-нибудь подходящего и мельком увидела себя в высоком овальном зеркале. И с изумлением обнаружила новый макияж – преобладали роскошные розовые тона. От уголков глаз к затылку волнами уходили стильные полоски. Самый потрясающий эффект создавала пудра – толченые пироп и альмандин поверх черных гематитовых блесток.

Описывая пируэт, Ниина глянула через плечо и обнаружила на спине вырез – глубокий, до самого хвоста.

«Е-мое, – подумала она, любуясь своим отражением. – А ведь я шикарная!»

Кто-то на совесть поработал над ее внешностью. Что ж, тем хуже для него – ведь Ниина не давала согласия.

Неяркой люстре помогали два высоких масляных светильника около кровати. Пленница заподозрила, что умеренный свет – вовсе не случайность. Кто-то лез вон из кожи, чтобы создать исключительно интимную атмосферу.

Ниина обнаружила стул и подтащила его к окну. В дальнейших поисках еще раз оказалась перед зеркалом и, сама того не желая, задержалась, выставила короткую ногу. Портной явно превзошел самого себя. Нелегко шить одежду для выдр: у них широкие талии, короткие конечности и длинные гибкие тела. Особенно удались складки из тонкого атласа.

– Настоящее произведение искусства, не правда ли?! Из тех, которыми лучше восхищаться не в одиночестве.

Она резко повернулась. Говоривший затворил за собой дверь.

Норк был не выше ее, более стройный, с мехом понежнее и потемней.

Он носил сандалии с драгоценными камнями, панталоны и красный жилет, отделанный черной кожей. Высокий жесткий воротник подчеркивал красивые контуры головы. На поясе блистал каменьями кинжал – скорее декоративный, чем агрессивный. С левого уха свисала серьга. Выражение морды не соответствовало елейному тону, оно было определенно хищным.

Да и ситуация не нуждалась в толковании. Ниина была молода, но не наивна.

Элегантное платье и дорогая косметика предназначались не для ее удовольствия. Она раздула ноздри.

– Я тебя знаю. Наглый ублюдок с рынка. Ты меня похитил!

– Ты дважды права, – ехидно проговорил норк. – Я – барон Кольяк Красвин, честь имею.

– Вот и имей ее дальше. От меня-то тебе че нужно?

Улыбочка сгинула.

– Твои попытки острить несвоевременны. Предлагаю сменить тон ради твоего же блага. Можешь звать меня просто Кольяк.

– Кол будет еще проще. Или, можа, совсем просто? К примеру, Башка Дерьмовая?

Одну черту характера барона Ниина выявила очень быстро – не так-то легко вывести этого субъекта из себя.

– Умоляю, без детских оскорблений. Если собираешься придумывать мне клички, постарайся быть изобретательнее.

Сам того не подозревая, он подбросил ей идею. Не то чтобы грандиозную, но выбирать не приходилось.

– Изобретательности хочешь? Щас че-нибудь изобрету. – Она выгнула спину. – Отвори-ка лучше дверь, или я не отвечаю за ужасные последствия.

Красвин сделал изящный, четко отмеренный шаг вперед, неприятно ухмыльнулся.

– Не беспокойся, виноват буду я.

Она отступила к зеркалу.

– Я тебя предупредила. Учти, я чаропевица.

Ухмылка расползалась.

– Ах, вот как? В самом деле? И что теперь? Собираешься превратить меня в тритона?

– Угадал. И я сделаю это.

– Обязательно сделаешь, – согласился Красвин. – Добровольно или иначе. Да будет тебе известно, я никогда не встречал чаропевцев, но слыхал о них. Однако скажи, разве их мистические ухищрения не требуют музыкального инструмента? Мне достоверно известно, что при тебе инструментов нет. Во всяком случае музыкальных.

Она поймала себя на том, что пятится к кровати, а это был не самый предпочтительный путь отступления.

– Слушай, ты че, не замечаешь, что ведешь себя слишком нагло?

– Разумеется, замечаю. Наглость – неотъемлемая черта моего характера. Но я с нею свыкся. Вижу, платье тебе понравилось. Оно предназначалось для знатной норки, но я велел перешить его специально для тебя.

– Не стоило утруждаться.

– Помилуй, какие там труды.

– А тебя не смущает, че я – выдра, а не норка?