— А можно русским языком?

— Счастливчик вы. — Артем Михайлович не обиделся. — Всегда избегаете крупных неприятностей. Даже за время работы у соседей ни одной серьезной проблемы, даже с местными бандитами не пересеклись.

— Пересекался.

— Да, я читал отчет. Быстро разрулили ситуацию, остались при своих, показали, что с вами лучше не связываться.

— Я не лез в политику, я простой советский офицер, а не комитетчик, — последняя попытка отказаться от игры.

— Нам такой человек и нужен, — улыбнулся Шумилов. — Ничего, справитесь. За вашей спиной вся мощь КГБ, все ресурсы Советского Союза, с вами будут работать сотни наших специалистов. У вас в руках карт-бланш.

— Товарищи помогут, — поддержал коллегу Эрвин Шнитке. — Подчиняться будете только мне. Отчитываться только передо мной. Вопрос связи проработаем. Главное, самое важное, вырастить Президента и уберечь его от встречного удара.

— Противодействие системы, — пояснил доселе молчавший Владимир Строгов, — она работает как живой организм и инстинктивно парирует любую угрозу своей шкуре.

— Вот поэтому мы и выбирали удачливого человека, умеющего выживать и вовремя уходить от опасности, — добавил Гуларян.

После разговора с Панфиловым Павел Николаевич подошел к двери и дернул ручку.

— Нет там никого, — тихим усталым голосом протянул Строгов, — парня увели в чистилище к нашим политологам.

— Я чувствую себя грязной свиньей, — признался Шнитке. — Этот был третий.

— Всего пять кураторов, — вздохнул Шумилов. — Я понимаю, что надо. Каждый должен думать, что он единственный, тогда у нас будет шанс. Тяжело с ними разговаривать. Не люблю врать в лицо.

— Еще двое. Сабурова привезут через час. Кто будет раскрывать карты от ученых?

— По очереди. Минаев уже готовится. Потом опять очередь Артема Михайловича. — Шумилов тяжело плюхнулся в кресло и подпер голову кулаком.

— Система, — злобно ощерился Владимир Строгов, — она будет убивать. Она обороняется. Я уже вижу сопротивление Системы. Из пяти кандидатов четверо погибнут в случайных разборках, будут вынуждены бежать за границу, их смешают с дерьмом и дискредитируют, они могут надолго приземлиться на нарах.

— А если пройдут двое или четверо?

— Эрвин Теодорович, мы все сто раз обговорили. Выберем наиболее подходящего, а остальных уберем в резерв.

— Двое очень амбициозны, их разрабатывают втемную, — напомнил Шнитке. — Эти люди не согласятся уйти на вторые роли.

— Рычаги и финансирование у кураторов. Надавим, не впервой.

— Пока время есть, пойду курну. — Строгов демонстративно распечатал новую пачку «Кэмела».

— Кури здесь, — предложил Шнитке, подтолкнув к товарищу пепельницу.

— А остальные?

— Курите, — разрешил Павел Николаевич.

Тяжело принимать такие решения, но приходится. Советские граждане уже не могут бросить жителей Мира-01 на произвол судьбы. Отказ в первую очередь ударит по СССР. Нельзя бросать своих. Просто нельзя, и все тут. Шумилов это понимал, именно он настоял на дублировании кандидатов, но понимать и знать — это одно, а принимать — совсем другое. Сложно врать рядовым, посылая их на невыполнимое задание.

— Нельзя было иначе, — выдохнул Шнитке, похоже, генерал уговаривал самого себя. — Люди должны знать, что они ведут единственного кандидата, единственный шанс на спасение. Это первая и последняя попытка взять власть. Тогда они выложатся на все сто.

— Мы это уже обговаривали, Эрвин Теодорович. — Строгов положил руку на плечо генерала.

— Меня один раз уже предали. Мою страну предали и сдали. Моих камрадов судили как преступников. — Лицо генерала исказила горькая усмешка. — Я не могу проиграть на этой войне.

— Война?

— Это моя личная война, товарищ Шумилов, — получилось слишком официально, но все присутствующие поняли генерала.

Собиравшийся покинуть кабинет Артем Гуларян остановился у двери.

— Я проиграл в ГДР, но я должен отомстить, должен вернуть долг врагам моей страны. Как говорят русские, сочтемся.

— Мы все деремся с одним врагом, — напомнил Строгов.

Наблюдая за старыми товарищами, Шумилов вспомнил, что именно Владимир Строгов с самого начала выдвигал идею выращивания у соседей новой политической элиты, отбора нужных людей. Генерал Шнитке и помыслить не мог, что мы можем отступить, оставить соседей один на один со своими проблемами. Немец из ГДР исповедовал рыцарский принцип: «Защищать и оберегать». Да, Эрвину в свое время пришлось нелегко, он один мог сказать, что понимает соседей, людей, на чьих глазах рушилась их страна, кого объявили безрукими совками и обвинили в преступлениях, которые они не совершали. Всех скопом.