Вечером за ужином Павел Николаевич наконец-то сообщил домашним, что завтра уезжает.

— Как в Москву? Паша, ты меня изумляешь! — Марина чуть не поперхнулась, услышав новость.

— Ну, ты понимаешь, мы с мужиками решили свой бизнес открыть, — выложил официальную версию Павел, — но возникла неожиданная проблема. В общем, мне придется срочно ехать. Надо найти одного человека и договориться о сотрудничестве. Извини, раньше сказать не мог.

— Значит, ты решил завязать с преподаванием? А как же твоя карьера?

— Марина, пока я остаюсь в институте, буду совмещать. Не бойся, милая, все у нас будет в порядке. И пока я молод, самое время проверить на практике мои знания. А то одной теорией сыт не будешь. Заодно и деньги дома появятся.

Последний аргумент, может, и был излишним, но Павел хотел, чтоб Марина не расстраивалась из-за того, что он покидает семью почти без предупреждения. Марина давно мечтала о машине, но возможности купить ее у семьи не было. Девчонки, наоборот, обрадовались свалившейся на них новости и наперебой засыпали папу заказами на гостинцы из столицы. По слухам, там можно было приобрести практически любой дефицит.

В дорогу Павел собрался за час. Ничего лишнего, только один чемоданчик. Костюм, пара рубашек, галстук, смена белья, бритва и туалетные принадлежности. Посоветовавшись с Мариной, он взял с собой 850 рублей, этого должно было хватить и на гостиницу, и на обратную дорогу, и на скромные подарки для девчонок. Улучив момент, когда Катя и Наташа ушли в зал смотреть телевизор, а Марина заглянула на кухню, Павел достал с полки 4-й том сочинений Карла Маркса и извлек из него свою заначку. Целых 500 рублей. В Москве эти деньги будут нужнее.

— Ну что? Клюет? — поинтересовался Отрогов, неслышно приблизившись к меланхолично созерцающему неподвижный поплавок Шумилову.

— Нет, Владимир Петрович, ни фига здесь не ловится, — ответил тот, не сводя глаз с поплавка. Шумилов удобно расположился на обглоданной волнами коряге на берегу небольшого закрытого со всех сторон зарослями ивняка затона. Легкий ветерок гнал по воде опавшие листья. Шумел росший вдоль противоположного берега камыш.

— Что зря сидишь? Пошли в дом. Петро уже жаркое приготовил. Остыло, наверное, — заметил Отрогов, присаживаясь на камень рядом с Шумиловым.

— А сам что не идешь? Говоришь же, что ужин готов. Смотри, Петр обидится.

— Подождет, ничего страшного. А хорошо здесь. Тихо, — протянул Владимир Петрович, доставая из кармана куртки сигареты и зажигалку. Вскоре в воздухе запахло терпким табачным дымом. Отрогов принципиально не признавал ничего, кроме «Кэмела».

— Ты прав, тихо, спокойно, телефон не звонит, — в тон ему откликнулся Шумилов.

— А карманный?

— В домике забыл, в костюме, — хихикнул Павел Николаевич.

— Это правильно, я свой тоже оставил. Обойдутся денек без меня.

В этот момент на берег выбежал запыхавшийся охранник с рацией в вытянутой руке.

— Павел Николаевич, вас ищет Рычков!

— Ну вот, накаркал, — буркнул под нос Шумилов, косясь в сторону невозмутимо созерцающего окрестный осенний пейзаж Строгова. — Ну что кричишь? Здесь я, здесь. Давай трубу.

— Да, слушаю, — произнес он в рацию. — Ну и что? А я здесь при чем? — громко поинтересовался Павел Николаевич через какое-то время. — Нет, я не взрывал. И Владимир Петрович говорит, что он тоже не взрывал. Ну ладно, пошлите им соболезнования и что там положено. Пусть Бугров подписывает. — Было видно, что Шумилов еле сдерживается, чтоб не рассмеяться. — Если нет, сам распишись вместо него, не мне тебя учить. Нет, мы не приедем, заняты, сильно заняты. Послезавтра расскажешь.

После этих слов Павел отдал рацию охраннику.

— Все, можешь уносить. И смотри, по пустякам больше не беспокой.

— Что там стряслось? — поинтересовался Отрогов, задумчиво глядя в спину удаляющегося телохранителя.

— Ничего серьезного, — отмахнулся Шумилов, — в Тель-Авиве магазин взорвали.

— А Рычков просил письмо подписать?

— Да, оно самое, с соболезнованиями. Ничего, пусть Арсений из Новосибирска в Израиль звонит, поздравления передает.