— Дима!!! Держись! — Владимир передвигает сектор газа на максимальные обороты.

Бомбардировщик буквально прыгает вперед, пытается встать на дыбы, но летчик четко держит его на курсе. В голове засела одна-единственная мысль: «Догнать! Успеть!»

— Макс, стрелки, к пулеметам!

Глаза впиваются в силуэты вражеских истребителей. Тяжелая двухмоторная машина рвет небо плоскостями крыльев, перемалывает воздух бешено вращающимися винтами. Расстояние неумолимо сокращается. Слишком медленно, черт бы их побрал!

Экипаж Гордеева отстреливается. Заходившая с хвоста пара «Спитфайров» шарахнулась в сторону от длинной тягучей очереди «БТ». Маневрируя, меняя курс, англичане теряют скорость. Это драгоценные секунды, мгновения, отделяющие жизнь от огненного пике.

Их слишком много. Вторая пара успевает зайти с левого борта. К крылу и фюзеляжу «ДБ-ЗФ» тянутся огненные струи. Пули рвут обшивку, впиваются в мотор. Стрелок-радист успевает повернуть турель и резануть нахальных островитян очередью. Попал! Удивительно, но не все полудюймовые пули прошли мимо. «Спитфайр» клюет носом, переворачивается через крыло и валится вниз.

В этот момент первая пара перехватчиков пристраивается к хвосту бомбардировщика. Трагедия разворачивается на глазах всей эскадрильи. Сейчас… Владимир прищуривается и стискивает штурвал руками до боли в пальцах. Дальше все и так ясно. Ливанову хочется зажмуриться, закрыть глаза и не видеть этого. Нет!

Макс жмет на гашетку своего ШКАС. Слишком далеко. Штурман безбожно мажет. Длинная очередь проходит мимо.

Пара истребителей тем временем играючи расправляется с бомбардировщиком № 33. Стальной ливень рвет в клочья фюзеляж, моторы. Раскалывается блистер пулеметной турели. По крыльям разливается пламя. Самолет еще тянет. Моторы каким-то чудом работают.

Остальные бомбардировщики стягиваются вокруг поврежденной машины и самолета комэска. Пулеметные очереди тянутся к хищным телам вражеских истребителей. Англичане реализуют свое преимущество в скорости и пытаются насесть на идущий чуть поодаль самолет лейтенанта Семипалова, но тщетно. Эскадрилья собирается в один плотный, ощетинившийся стволами тяжелых пулеметов косяк.

Бомбардировщик Дмитрия Гордеева еще держится в воздухе. Машина горит, за хвостом самолета тянется длинный черный шлейф. Хлещущий из разорванных трубопроводов и продырявленных баков бензин растекается по консолям. Огонь уже охватил хвост бомбардировщика.

— Дима, прыгай! — кричит в микрофон рации Владимир. Глаза летчика пощипывает. По щеке стекает предательская слеза.

Эскадрилья все еще находится над окрестностями города. Ясно, что выпрыгнувшие летчики сразу попадут в плен, но это лучше, чем сгореть заживо. Все равно через пару дней придут наши и освободят товарищей.

Дым мешает разглядеть самолет Гордеева как следует. Непонятно, выжил кто-нибудь после расстрела или раненые не могут самостоятельно доползти до люка. Нет, в небе за хвостом бомбардировщика раскрывается купол парашюта. Один? Только один.

«ДБ-ЗФ» кренится на правое крыло. Падает? Нет, самолет закручивает вираж и ложится на обратный курс. Моторы еще работают. Оставшийся за штурвалом горящего самолета летчик удерживает машину на новом курсе.

До Владимира доходит, что задумал Димка.

— Лейтенант Гордеев, немедленно покинуть машину! — Еще остается слабенькая надежда на то, что рация у Гордеева работает. — Не дури. Лейтенант, прыгай! — Владимир старается сохранять жесткий командный тон, надеется, что на Диму подействует, он одумается.

Бомбардировщик постепенно снижается, но не отклоняется от своего курса ни на сантиметр. Видно, что машиной управляет человек с железными нервами. Правый мотор в последний момент отказывает. Это уже значения не имеет. Бомбардировщик огненной кометой падает в расположение вражеской гаубичной батареи. К небу вздымается огненный шар взрыва, словно прощальный салют над могилой лейтенанта дальнебомбардировочной авиации Дмитрия Витальевича Гордеева.

Совершив круг почета над местом гибели товарища, эскадрилья ложится на кратчайший курс к родному аэродрому. Надо за сегодняшний день успеть сделать еще пару вылетов как минимум. Это только начало. Это только первый день активной фазы сражения за Южную Англию.

— Он сам этого хотел, — негромко проговорил Макс Хохбауэр, когда под крылом бомбардировщика раскинулась темная вода Ла-Манша.

— Я собирался снять его с задания. Не успел, — мрачным тоном отозвался Ливанов.

Оба понимали, о ком идет речь. Жизнерадостный, неунывающий, слегка наивный и шебутной Дима Гордеев остался там. Один из тех, кто должен был жить. Один из тех, кого смерть обходила мимо, не замечала, когда он хотел жить. Не замечала до тех пор, пока он сам не окрикнул Белую Старуху.