Блидман махнул рукой. Это выглядело довольно трогательно. Лялину даже стало жалко старика.

– Значит, всё, что я тут давеча наболтал, ты того, вроде, как позабыл?
– спросил шеф.

– Напрочь, - заверил Лялин.

– Ох, парень, ты непрост! Далеко пойдёшь...впрочем, это я уже говорил. Ладно, проехали, не было ничего и точка. Ты, однако, смотри,...
– сказал Марк Наумович и поводил перед носом Лялина пальцем.
– Думаю, на тебя можно положиться. Хочу тебе кое-что показать. Пошли со мной.

Заметив кислое лицо Лялина, Марк Наумович добавил:

– Болван! От собственного счастья не отказываются. Вперёд!

* * *

Они вышли из здания института, обогнули его, и вошли в него же, только с другой стороны. По грязной лестнице поднялись на третий этаж, прошли по длинному коридору мимо общей кухни, общего туалета и остановились перед дверью, с криво привинченным номерком 33, что, кстати, в дальнейшем дало шефу повод: чуть что, говорить Лялину - "твоё дело тридцать третье".

Подмигнув молодому коллеге, Блидман достал из зелёного портфеля жёлтый ключ огромного размера, не без изящества вставил его в замочную скважину и попытался его провернуть. Первая, вторая и третья попытки не удались. Шеф уступил место Лялину.

– Попробуй ты, а то у меня руки того этого.

Усилия Лялина также ни к чему не привели. За дело вновь взялся Блидман, затем ещё раз Лялин. Ключ не проворачивался.

– Сидит мёртво, - констатировал Лялин и случайно облокотился на дверь, которая открылась с печальным скрипом.

– Что за чёрт!
– воскликнул Блидман, побледнев, как бумага.

То одна, то другая сторона его лица стала дёргаться, от чего казалось, что он строит рожицы. Ужимки шефа вызвали у Лялина приступ хохота, с которым он справился, но в результате борьбы с собой у него на глазах выступили слёзы.

– Какой, однако, ты впечатлительный! Не плачь, может, всё ещё обойдётся, - выдавил из себя Марк Наумович и принялся обмахиваться непонятно откуда взявшейся у него тетрадью для стихов Лялина, в которой не было ни одной стихотворной строчки, зато успело появиться изображение голой нижней части Блидмана, торчащей в зубастой пасти крокодила.

– Ты чего на меня так смотришь?
– спросил Марк Наумович.

– Открытая дверь - верный признак проникновения в помещение постороннего лица или даже группы лиц. Может, вызовем полицию?

– Не ерунди, - сказал Марк Наумович, из чего Лялин сделал вывод, что шеф знает больше, чем говорит.

Марк Наумович вошёл в комнату. Лялин двинулся за ним. Его взору предстала длинная комната, снизу до верха забитая разноцветными пачками бумаги, перевязанными шпагатом. Оставшийся узкий проход вёл к окну, которое было настолько грязно, что почти не пропускало дневной свет. Перед окном стоял письменный стол. Подоконник и стол были завалены зелёными тетрадочками с надписью "Анкета". При более внимательном рассмотрении в этой куче можно было разглядеть чёрный корпус телефона, а также следы имевшего здесь место пиршества: пустую водочную бутылку, гранёный стакан, скрюченную, подобно мышиному хвостику колбасную шкурку, полбатона белого хлеба, надкушенный солёный огурец, покрывшийся белым налётом и уже пахнущий тиной.

Блидман прошёл к столу, взял в руки пустую бутылку и произнёс:

– Слава Богу, кажется, ничего не взяли. Знаешь, что это такое?

– Форма, так сказать, без содержания - ответил Лялин.

– Правильно, но я не об этом.

Марк Наумович горлышком бутылки, как указкой, указал на стеллажи.

– Как думаешь, что это такое?

Лялин пожал плечами:

– Откуда мне знать.

– И не догадываешься?

– Нет.

– Это, брат, ого-го-го, что такое! Это - архив!
– произнёс Марк Наумович, и его лицо приняло торжественно-загадочное выражение, с каким взрослые рассказывают детям сказки на ночь.

– Не может быть! Какое счастье! Всю жизнь мечтал оказаться в архиве!
– сказал Лялин.

– Издеваешься?
– обиделся Марк Наумович.

– Простите - это нервное.

– Молодой человек, - по-отцовски, как бы порицая и любя одновременно, сказал Марк Наумович, - архив, чтоб вы знали, есть сердце института. Здесь собраны анкеты социологических исследований за последние двадцать лет! По сути, здесь зарыты сотни докторских и тысячи кандидатских диссертаций! Тот, кто владеет этим материалом, тот, как образно выразился один киногерой известного американского боевика, держит судьбу за яйца. Точнее сказать невозможно. Кстати, об архиве никто не знает, кроме меня, а теперь и тебя.

– И даже директор института?
– поинтересовался Лялин.

– Болван. Директор знает всё, но ему не до архива. У него куча других забот, - вздохнул Марк Наумович.- С этой минуты - это твоё рабочее место. Отсюда ты должен уйти, как минимум, кандидатом наук. Моя задача скромнее - написать монографию. И ты мне в этом поможешь.

– Я?!

– Не боги горшки обжигают. Вот тебе ключ от архива. Возьми его, он твой. Владей им с умом. Ты не представляешь, как тебе повезло! Если бы в твоём возрасте мне сделали подобное предложение, то ...кхы...кхы, - Марк Наумович поперхнулся и закончил мысль довольно неожиданно, - неизвестно, сколько бы маленьких блидманят сейчас топтало эту ужасную землю.