Джафар-мирза продолжал, не слушая старика:

– Мы тебя выпустим во время вылазки. Скажешь, что удалось убежать. Пойдешь к царю Ивану и посоветуешь бросить осаду…

– Царь Иван только и ждет моего совета! – усмехнулся Булат.

– Ладно, не советуй, – согласился Джафар. – Просто скажи: «Сильна Казань! Много в Казани храбрых воинов, бесчисленны запасы оружия, на два года хватит пищи. Источник воды подорвали порохом, а у них другие есть…»

– И ты веришь, что я это скажу царю?

– Слово дашь – поверю! – серьезно ответил управитель.

– Жаль, я не обманщик, – молвил Никита. – Если б я обещания рушил так легко, как вы, казанцы, я б десять клятв дал, а царю Ивану Васильевичу сказал бы: «Не уходи от города, государь! Изнемогает Казань, и близок ее конец. Со славой заканчивай великое дело, государь!»

Лицо управителя побагровело от гнева, но он сдержался и долго уговаривал Никиту, обещая за услугу золото, драгоценные камни. Старик остался тверд.

Через два дня, думая решительно воздействовать на Никиту, его повели к самому хану Едигеру.

Булат с тревожным любопытством осматривался, идя по улице под конвоем кривого Ахвана и силача-привратника Керима. Дорогу перегородило шествие: сотни татар с диким воем, качаясь вправо и влево, двигались вперед в сумасшедшей пляске. Рослый дервиш [166] со страшными глазами, возглавлявший процессию, был обвешан амулетами, [167] ножами и кинжалами, дребезжавшими и стучавшими друг о друга при каждом его движении.

– Святой… – прошептали спутники Никиты, кланяясь дервишу до земли.

Дервиш потрясал зеленым значком на длинном древке; его ученики колотили в бубны.

– Аллах великий, милосердный! – кричал дервиш. – Пошли нам победу над гяурами! – И он снова терзал длинными ногтями израненную грудь.

Следуя примеру дервиша, и другие царапали лицо, кололи себя ножами… Сумасшедшие глаза, исступленно машущие руки…

– Хорошо, старик, что ты по-татарски одет! – прошептал кривой Ахван. – Если бы узнали, что ты – урус, разорвали бы на клочки.

Вздохнули свободно, когда дервиш и его спутники скрылись за углом.

– Вот из-за таких святых людей башка пропадает! – с неожиданной злостью сказал привратник Керим. – Слушай, друг: когда ваши город возьмут, заступишься за меня? – Татарин улыбался подобострастно. – Я урусов не обижал, я их люблю, они хорошие люди…

– Стало быть, думаешь – наша берет?

– Судьба! – пожал плечами Керим. – Я тебе смешное дело расскажу, урус! У нас в Казани много пленных армян, хороших пушкарей. Как ваши пришли, их всех к пушкам поставили – урусов бить.

– И метко стреляют?

– Где там метко! – ухмыльнулся Керим. – Знаешь, чего сделали? Все от пушек поубегали.

– Молодцы! – невольно вырвалось у Булата.

– Их наши мурзы переловили, нагайками отдули и к пушкам цепями приковали.

– И что же теперь? – спросил Никита.

– Сидят, лежат, отдыхают! – захохотал Керим. – Им есть не дают, а они говорят: «С голоду помрем, а в братьев-урусов стрелять не будем!» Упрямые, черти! Скоро им, наверно, башку рубить будем: пользы нет, зачем держать!.. Так заступишься за Керима, урус?

– Да уж обещал…

Перед угрюмой громадой ханского дворца сновало множество воинов. Хусаин и Керим провели Никиту между двумя четырехугольными башнями, схваченными вверху стрельчатой аркой.

Миновали несколько огромных залов, слабо освещенных зарешеченными окнами, расположенными под потолком. В залах гудел и волновался народ: беки со свитами, мурзы, нукеры – телохранители хана, муллы в белых чалмах. Многие ожесточенно спорили, размахивая кулаками; их унимали другие:

– С ума сошли – заводите драку в покоях грозного хана!

По растревоженным лицам толпы, по неровному и суматошливому гулу Булат догадался: «Плохо у них дело… Недаром они так меня уговаривают царя Ивана Васильевича обмануть!»

Перед Никитой открылся величественный тронный зал казанских ханов.

Едигер, молодой, черноусый, с красивыми, тонкими чертами лица, сидел на подушках, устилавших возвышение. За ним виднелся сеид Музафар в великолепном халате из раззолоченной материи. Сзади стояли придворные с красными бородами, с ладонями и ногтями, натертыми хной.