Шрифт:
– Это что же?! – громко сказал Кимыч и встал.
– Да, – кивнул Гурский. – Это сигнал, что нам пора уходить. – И повернулся к Шурке: – Оставляем тебя, Полушкин, на твоей планете… где цветет иван-чай. Красивое, кстати, растение. У нас таких нет…
– Иван Петрович! – голос Кимыча прозвучал резко и капризно. – До лирики ли сейчас! Вы же понимаете, что уйти мы теперь можем только совсем.
Гурский с нарочитой беззаботностью кивнул:
– Это бесспорно. Самое вероятное место для нас – на дне Черного пруда…
Кимыч дернул головой, обмяк. Но тут же привычно хмыкнул.
– Ну и наплевать… «Не все ли равно, – сказал он, – где. Еще спокойней лежать в воде»…
Шурка смутно вспомнил, что это какие-то стихи. Про моряков.
Гурский озабоченно возразил:
– Не знаю, не знаю. По мне, так на солнышке все же лучше. Даже на здешнем… А впрочем, попробуем пробиться. Что мы теряем?
Кимыч мотнул блестящим черепом.
– Бессмысленно. Ононе выпустит. Ни за что…
– Может быть, выпустит… если попросит Полушкин. Оно ведь многим ему обязано… Полушкин, вы разрешите нам уйти?
– Кто вас держит?
– Держит Безлюдное Пространство Бугров. Несколько минут назад оно стало живым. И оно стало принимать решения.Нас оно считает врагами, а вас другом.
– А почему вас – врагами?
– Ему кажется, что мы хотели тебя погубить, – сумрачно разъяснил Кимыч. – Но разве это мы? Это Весы… Да и не Весы даже, а… Тьфу, черт! Терпеть не могу оправдываться.
– Ну и не надо. Вовсе вы не враги…
– Тогда отпусти нас, – тихо сказал Гурский.
– Как?
– Попроси у Бугров, чтобы выпустили. Мысленно попроси. Вот и все…
– А вы… ничего не сделаете с Землей?
Гурский молча покачал головой.
Кимыч нервно хихикнул опять:
– У нас не получится, если даже захотим. Как говорится, «ты победил, Галилеянин»… Знаешь, кто такой Галилеянин? И чьи это слова?
– Не-а… – Шурка, прикусив губу, попытался вспомнить и не смог.
– Еще узнаешь, – сказал Гурский. – У тебя все впереди.
– Хотя сейчас здесь главный пророк не Он, а полевые командиры, – вставил Кимыч.
– Перестаньте, Илья Кимович…
– Перестал. Теперь все равно… Лишь бы уйти.
Шурка представил заросшие пустоши и взгорки, ложбину с паровозиком Кузей, иван-чай… «Отпустите их, пусть идут…»
Над Буграми была солнечная тишина, в ней Шурке почудилось согласие. И не только ему.
– Спасибо, Полушкин, – смущенно проговорил Гурский. – Мы, пожалуй, и правда пойдем. Будь здоров…
– Не будет он здоров! – резко возразил Кимыч. – Я мог бы промолчать, но истина требует знания. Полушкин не протянет долго. Игла успела коснуться сердца.
Колющая боль и правда ощущалась в сердце. Но не сильно, чуть-чуть.
Шурка вытолкнул себя из кресла.
– Нет! Оно залечится! У меня регенерация!
Гурский смотрел озабоченно и грустно.
– Я должен предупредить. Способность к повышенной регенерации скоро исчезнет. Как и другие подобные свойства. До сих пор вы были защищены от всех земных болезней, а теперь… это все зависит от здешней медицины. Ну да авось обойдется.
– Не обойдется, – угрюмо сказал Кимыч.
Но Шурка не чувствовал страха. Боль в сердце исчезла совсем.
– Кимыч любит излишне драматизировать ситуации, – ворчливо заметил Гурский.
– Я не излишне… А впрочем, что будет, то будет… Кстати, мы можем сделать Полушкину последний подарок. Чтобы он вспоминал нас без обиды.
– Я и так без обиды…
– Подарок? – оживился Гурский. – В самом деле. Небольшой резерв энергии еще есть… Полушкин, хотите, чтобы мы исполнили ваше желание?
– Какое?
– Небольшое, – торопливо вмешался Кимыч. – Без явных фокусов и заметного волшебства… Имей в виду, что мертвых не вернуть…
Гурский глянул на Кимыча укоризненно. А Шурке сказал:
– Давай-ка укрепим на всякий случай твое сердце.
Шурка мотнул головой. Сердце не болело и билось ровно.
– Лучше другое желание…
Кимыч с ехидцей сообщил:
– Я знаю, о ком он попросит. О бабке…
– Да! Потому что, если с ней что-нибудь случится, куда я тогда… И потому что она родная!