Я вижу, как мокрый, блестящий катамаранчик боком плывет по еще пенному, но уже усмирившемуся быстротоку. Весла больше не летают молниями, а тихо топорщатся над водой. Семь человечков в красных спасжилетах смотрят назад, на грозные ступени Долгана, через которые они только что кубарем перекатились.

Отцы все сделали не так, как я учил. Все сделали неправильно. Но главное — они прошли.

И лед в моей душе тает. И мне становится больно оттого, что там, в Долгане, меня вместе с отцами не было. Так болят руки, которые ты на стуже отморозил, а потом отогрел, оживил в тепле. Мне больно. Но я обреченно рад этой боли. Это — боль жизни.

Открыв на звонок дверь, Служкин увидел Градусова.

— Вот так хрен! — удивился он. — Чем обязан?

— Беда, Географ... — вздохнул Градусов. — Поговорить надо.

— Ну заходи. — Служкин посторонился.

— А твоя жена меня не прирежет?

— Была бы дома — конечно прирезала бы.

На кухне, усевшись на табуретку, Градусов долго чесался и кряхтел, пока Служкин не угостил его сигаретой.

— Короче, — сказал он, — Роза записала нас к тебе на экзамен.

— Кого это «нас»? — насторожился Служкин.

— Ну, меня... Ергина там, Банникова, Безденежных...

— Что, всех, что ли, двоечников из девятых классов?.. — яростно изумился Служкин.

— Ну... восемь человек.

— Угроза офонарела! — Служкин злобно сшиб пепел с сигареты. — Она не имеет права насильно записывать на экзамен!

— Да она не насильно... Сперва я один записался, а потом за мной и эти бивни... Наслушались после похода от наших: «Географ! Географ!..» Ну и решили, что Географ не утопит.

— Молодцы-ы!.. — возмутился Служкин. — Подвели меня под монастырь, гады... Что мне, из-за вас снова ногу ломать?

— Ногу-то не надо... — помиловал Градусов. — Придумай чень-то...

— А чего тут придумывать? Учите билеты. Я все диктовал.

— Так неделя остается... — скис Градусов. — И не записывали мы ничего, сам знаешь... И не выучим ни фига — мы же тупые.

— А я что поделаю? — развел руками Служкин.

— Так придумай! — заорал Градусов. — Я ведь по-хорошему пришел! Это ведь не наша, а твоя заморочка! Если нам пары влепят — так фиг ли нам-то? Ну, дадут справки, что отсидели в школе, и плевать на это! А тебя с работы попрут, потому что ни один ученик экзамен даже на тройку сдать не смог! Значит, учил ты хреново!

— Ладно, не ори, не в бане... — поморщился Служкин.

— Тебе Роза подляну кидает, а ты еще чего-то честного из себя корчишь, — тоном ниже добавил Градусов. — Мы-то что? Мы и по всем другим предметам знаем не больше, чем по географии... Нас и так в ПТУ возьмут... А тебе из-за нас неприятности.

— Может, мне еще по флакону вам каждому выкатить, за заботу? — спросил Служкин.

— Не надо, — великодушно разрешил Градусов. — Лучше придумай чего.

Служкин мрачно задумался. Градусов угодливо помалкивал.

— Ладно, есть одна мыслишка, — наконец сказал Служкин. — Сейчас иди к Люське и попроси у нее конспекты по географии. Я видел: она их хорошо написала. А к пяти часам собирай свою камарилью и приходи в мой кабинет. Пусть все несут ведра, тряпки, мыло, порошок. Будем парты мыть. Без чистых парт ничего не выгорит. Усвоил?

Допив чаю, Градусов распрощался. На лестнице, оказывается, его терпеливо дожидались «бивни». В окно Служкин видел, как Градусов вышел из подъезда, а за ним потянулись присные и в заключение — наиболее выдающиеся двоечники «а» и «бэ» классов с сиамскими близнецами Безматерных и Безденежных. Градусов что-то объявил двоечникам, внушительно поднес кулак к носу Ергина и уверенно взял курс на девятиэтажку, где жила Люська Митрофанова.

В пять вечера Служкин подошел к своему кабинету. Двоечники уже толпились у дверей. Служкин запустил их, открыл в кабинете окно, сел на подоконник и закурил.

— Ну что, — сказал он, — можете приступать к уборке. Мойте пол, драйте парты. Столешницы должны быть оттерты дочиста, иначе ничего у нас не выйдет.

Угрюмые двоечники пошли за водой и начали уныло чистить столы. Под тряпками и мыльной пеной неохотно таяли многочисленные изображения Географа. Служкин сидел на подоконнике и объяснял свой план.

— Старые способы смухлевать для ваших деревянных мозгов не годятся, — говорил он, — шпоры там, флаги, помеченные билеты... Розу Борисовну на мякине не проведешь. Поэтому мы сделаем так. На каждой парте мы напишем по одному билету. Вы берете билет, смотрите номер и садитесь за ту парту, на которой он написан. Парт в кабинете двадцать, а билетов двадцать четыре. Можете четыре недостающие парты... э-э, то есть четыре последних билета для подстраховки выучить. А можете понадеяться на «авось». Писать билеты на парте тоже будете особым образом. Текст располагайте по всей площади столешницы. Строчки пишите сверху вниз — так читать незаметнее. Буковки рисуйте очень маленькие, а расстояние между ними делайте большое: при таком раскладе даже с дистанции в метр будет казаться, что парта совершенно чистая. А когда пойдете отвечать, не читайте с листочка, а говорите своими словами. Не умничайте, не забывайте, что вы кретины.