— Не убузтите этого! — Ай—Поппи—Гуги указал на Ретифа,— Это из—за его ноги я навернулзя!

Стражник приставил ствол к. ребрам Ретифа.

— О, мне кажется, что Ваше Высокомерие забывает о том, что у мистера Ретифа есть епископальное отпущение грехов,— живо заметил Страпхэнгер.—Ретиф, если вы просто пробежитесь в мой офис и передадите код два—ноль—три — или это три—ноль—два? — вызов помощи…

— Он отбравится вмезте зо вземи вами, негодяями! — возопил Епископ. Полдюжины вооруженных хуганцев подвели к их группе остальных работников штата посольства.

— Внутри еще езть?

— Нет, Важе Выйокомерие,— доложил капитан стражи.— Тольго незколько злуг.

— Зварите их в мазле зе звязь з убийцами! Джто же казаетзя ваз…

— Ваше Высокомерие,— заговорил Страпхэнгер,— Естественно, я не против умереть, если это доставит удовольствие Вашему Высокомерию, но тогда мы не сможем подарить вам подарки и прочие вещи, разве не так?

— Броклятье! — Ай—Поппи—Гуги швырнул свой меч на землю, чуть не попав в ногу Мэгнану,— Я забыл о бодарках! — казалось, он размышляет.— Позлушайте, джто, езли я узтрою вам возмод—жнозть выбизать незколько джеков в камере, беред казнью?

— О, боюсь, это совсем никуда не годится, Ваше Высокомерие. Мне нужна печать Посольства, машина, удостоверяющая чеки, и книги кодов, и…

— Ну… возмоджно, я мог бы зделать изклюджение, я отзроджу нагазание до тех пор, пока не брибудет налиджнозть.

— Простите, Ваше Высокомерие, я не стал бы вас просить отклоняться от традиции просто для того, чтобы оказать мне услугу. Нет, мы все отлучены, так что, я полагаю, мы можем устроиться поудобнее и начать умирать с голоду…

— Зтойте! Не торобите меня! Кто отлуджает, вы или я?

— О, вы, конечно.

— Именно! И я говорю, джто вы не отлуджены! — Епископ огляделся со свирепым видом.— Теберь назджет бодарка. Вы моджете дозтавить два миллиона немедленно, я злуджайно захватил з зобой бронированный автомобиль…

— ДВА миллиона? Но вы же говорили —один миллион!

— Зегодня день удвоенного бодарка.

— Но вы говорили, среда — день удвоенного подарка. А сегодня еще только вторник.

— Зегодня зреда, зоглазно епизкопальному декрету,— заявил Епископ, подняв меч.

— Но вы же не можете… я хочу сказать, как вы можете?

— Реформа календаря,— сказал Ай—Поппи—Гуги.— Давно пора.

— Что же, я думаю, это можно устроить.

— Отлиджно! Сим я объявляю вам Епискобзкое прощение. Но оно не вклюджает этих озтальных неджелательных элементов! — Епископ взмахнул рукой,— Тащите их отзюда, барии!

— Э—э… я, конечно, благодарен вам за помилование,— заметил Страпхэнгер, быстро обретая уверенность,— но я, разумеется, не смогу должным образом проделать всю бумажную работу без своих сотрудников.

Ай—Поппи—Гуги свирепо уставился на него своими большими влажными красными глазами.

— Ладно! Берите их! Они все помилованы, кроме этого! — он уставил на Ретифа палец, подобно стволу пистолета.— Назчет него у меня озобые бланы! — Стражники перенесли свое внимание на Ретифа, окружив его и нацелив на него оружие.

— Может быть, Его Высокомерие на этот раз будет чуть более снисходительным,— предложил Мэгнан, промокая пятно ливерного паштета с обнаженной руки,— если мистер Ретиф извинится и пообещает, что больше не будет так делать.

— Не будет больше джто? — требовательно спросил Епископ.

— Давать вам подножку,— пояснил Мэгнан.— Как он только что это сделал, понимаете?

— Он бодзтавил мне бодножку? — задохнулся Ай—Попп—Гуги.— Намеренно?

— Нет, почему, должно быть, по ошибке…— начал было Страпхэнгер.

— Ваше Высокомерие обладает таким тонким чувством юмора,— заметил Мэгнан,— что, я уверен, вы оцените комический аспект этого дела.

— Ретиф! Вы это нарочно… я имею в виду, конечно же, не нарочно,— задохнулся Страпхэнгер.

— Ну и ну,— возмущенно возразил Мэгнан.— Я же лежал прямо здесь.

— Обызкать его! — рявкнул Епископ. Стражники бросились вперед, деловитые руки почти сразу же обнаружили сложенный листок бумаги, который ему бросил спизм, убегая из комнаты.

— Ага! — обрушился на него Епископ. Он развернул и прочитал послание.

— Это заговор! — завопил он.— Прямо у меня бод нозом! Закуйте его в кандалы!

— Я обязан выразить протест! — заговорил Страпхэнгер.— Вы не можете то и дело заковывать дипломатов в кандалы всякий раз, когда совершается какой—нибудь незначительный неблагоразумный поступок! Оставьте это мне, Ваше Высокомерие, я позабочусь о том, чтобы в его послужной список было занесено строгое порицание.