— С таким «наследием» уже можно и побороться!

— Вот ведь любопытно. У меня фактически в голове психопрофиль Макарова. Если исходить из того, что память — это и есть личность человека! Но я Макаровым себя не ощущаю!

— Как там во времена Макарова называли двойников, с точной копией памяти? Доппельгангеры?

— Похоже, простое копирование памяти не делает тебя тем же самым человеком! Значит, для «реинкарнации» той же самой личности, у которой была скопирована память, её недостаточно!

Идея души в результате произошедшего со мной просто напрашивается!

Мдя, вот так обламываются прямолинейные надежды на бессмертие! Не получиться возрождать только по одной памяти.

С этой мыслью Матвей подошёл к воротам, за которыми была видна избушка.

Островский был на дворе и рубил дрова — хозяйственная тётка не забыла обещания ребят и при малейшей возможности «запрягала» их в домашние дела. Справедливости ради надо сказать, что плату за постой она взяла небольшую — всего десятую часть денежных средств, что были у ребят.

— Привет! — Николай отложил в сторону колун. О чём с доктором говорили?

— О технике медицинской, о лекарствах. Я сын врача, всё-таки, так что Степан новости из Киева узнать хотел.

— И как?

— Увы, у доктора припадок эпилепсии случился. Увезли его в больницу районную.

— Да ну!? Жаль, он мне толковым врачом показался. За дело болел не на словах…

— И похоже, перетрудился. Заболел всерьёз, на нервной почве…

***

Макаров пришёл в себя. Открыл глаза, посмотрел в потолок. Там неярко светили светодиодные плафоны. Сразу стало ясно, где и самое главное — КОГДА он.

Превозмогая слабость, Матвей повернул голову. Взгляд упёрся в окно. Решётки на нём не было, и на душе немного полегчало.

Полежав ещё немного, и окончательно освоившись в своём прежнем теле, Макаров попытался встать на ноги. Получилось. Справившись с головокружением, он сделал первый шаг. Затем ещё и ещё. Подошёл к окну, открыл его, и выглянул наружу.

Пейзаж за окном развеял последние сомнения — он у себя дома.

Вздохнув, вернулся и сел на кровать.

Дверь открылась и в палату зашёл врач.

— Добрый день. Как самочувствие?

Разговорились. Оказалось, здесь Матвей находится уже второй день. А в онкологическом центре был пожар.

— Когда вас попытались отключить от комплекса, оказалось, никто не знает кодов доступа к программе Алексея. Пригласили специалистов, они что-то не то сделали, и загорелся блок питания. Хотя туда они не лазили. Комплекс аварийно выключился, а огонь — как ни странно, усилился. В общем, оборудование погибло.

С Алексеем что?

— Жив, здесь же, в другой палате.

— Поговорить с ним можно?

— Не сейчас. Пообедайте сначала. Врач ушёл. Через пару минут в палату заехал дроид-тележка с обедом.

Поев, Макаров проводил взглядом быстрого и аккуратного робота, и лёг в постель.

— Собственно, всё будет зависеть от того, что о нашем опыте известно посторонним. Лёха так и не сказал, посвящал ли он кого в суть эксперимента кроме меня. Хотя, если в онкоцентре есть прослушка…

С другой стороны, нас не изолировали, значит, ценность произошедшего либо не понимают, либо не знают.

Дверь в палату снова открылась и в неё зашёл господин, при взгляде на которого сразу можно было предположить о его причастности к правоохранительному учреждению.

— Добрый день. Я ваш адвокат. Раскажите пожалуйста, что вам говорил и предлагал в связи с вашим заболеванием ваш лечащий врач?

— Мой онколог предложил мне пройти курс нейростимуляции и нейролингвистического программирования для создания имунного гомеостата. Цель — обучение имунной системы распознаванию и уничтожению новообразований.

Адвокат мимолётно поморщился, и продолжил:

— Экспериментальное лечение был проведено с вашего одобрения?

— Естественно!

— Прочитайте и подпишите эту бумагу.

— Я могу её оставить у себя для изучения — немного обнаглел Макаров.

— Это ваше право. Но не затягивайте.

Оставив листок Макарову, адвокат ушёл.

— Тэк, что здесь есть… Матвей принялся подробно изучать каждый пункт, тщательно обдумывая его.

Прошло полчаса. Вдумчивый анализ текста утомил мозг и Макаров хотел уже «подмахнуть» показания.