5. Истинные вещи, производимые людьми, истинны потому, что человек привел в соответствие их реальность с их идеальной (совершенной) природой, скрыто содержащейся объективно в их сущности, естестве, идеальной форме. Человек со своими действиями и со своим разумом сыграл роль катализатора особого рода, ускорив естественный процесс алетизации мира и тем самым обнаружив свою высшую миссию (говоря техническим языком, «основную функцию») — стать опосредующим звеном, когда абсолютное осуществляет благо через красоту в истине.

6. Все формулы истины раскрывают содержание ее философского понимания, т. е. рассмотрения того процесса, когда мир сам в себе и сам через себя, оставаясь самотождественным и саморавным, делает себя истинным, красивым и добрым. Человеческие истины составная часть этого все общего и объективного процесса алетизации мира, который тем самым гуманизируется, т. е. становится разумным, истинным, красивым и добрым как единое целое.

Если рассмотреть все приведенные формулы в единстве, мы и будем иметь перед собой развернутую картину конкретной абсолютной истинности мироздания, встречавшуюся в первой формуле в свернутой абстрактной форме.

Философское понимание истины традиционно включало единство «веритас рей» и «веритас интеллектум». А в отечественной философии «истинность вещей» исчезла совсем. В предлагаемом материале обосновывается одно предположение-объяснение возникновения абортированного понимания истины в советской философии. Вкратце суть дела в том, что В. И. Ленин в период работы над «Материализмом и эмпириокритицизмом» позаимствовал свои взгляды на истину у английских и французских материалистов XVII–XVIII веков. Те, в свою очередь, развивали концепции, отвергавшие «онтологическую» версию истины как теологическую. И в пылу страстной борьбы со средневековой схоластикой не заметили, что формула «веритас рей» может иметь и материалистическую интерпретацию. Ленинский гносеологизм со временем при известных обстоятельствах стал догмой, намертво закрыв вход в отечественную философию советского периода иной трактовке истины, кроме того, что истина — это знание, соответствующее действительности. Справедливости ради отметим, что Ленин в период «Философских тетрадей» натолкнулся на «веритас рерум». Из работ Аристотеля, Гегеля, Дицгена, Рея он выписал фрагменты, которые пометил значками, обозначавшие у него «нужно обдумать», «нужно вернуться еще раз» и т. д. Настало время «объективной истине» вернуть первоначальный смысл — истинность вещи, независимой от человека, его воли и знаний. Это же так просто! Вещь истинна, если соответствует своей природе, сути, собственным законам, когда ее реальность, существование соответствует ее идеальности. Если она деформирована внешними воздействиями настолько, что ее бытие (развитие) отклонено от нормы так, что вещь перестала быть сама собой, то она — ложная. Где здесь может быть «схоластическая теологическая интерпретация» истины? Прочти материалисты Нового времени формулу «veritas rei» так, наша отечественная философия, после Ленина, выглядела бы в этом вопросе совсем иначе. Конечно, если истинность вещи определять через соответствие «божественной ее сути», то это теологический подход. Но ведь материалистическое прочтение лежит почти на поверхности. В восьмидесятые годы появились авторы, которые стали ратовать за возврат в гносеологию диалектического материализма тех или иных аспектов материалистически прочитываемой формулы «истинности вещи» (П. Л. Кулиш, М. А. Лифшиц, А. М. Коршунов, В. В. Мантатов, Г. В. Лобастов и др.).

Лишь выполнив работу по материалистической реабилитации «веритас рей», возможно увидеть действительную картину того, как Материя устами ею порожденного человека разумного на вопрос: «Что есть истина?» — отвечает: «Я есмъ истина!»

Разработка категории «цель» является важной и актуальной задачей социального познания. «Прогнозирование», «предвидение», «планирование» — все эти понятия общественной науки в той или иной форме связаны с понятием «цель».

Цель есть непротиворечащий объективным законам действительности, планируемый (прогнозируемый, предвидимый), желаемый образ будущего предмета потребности или интереса субъекта (индивидуального или совокупного), на достижение которого направлена деятельность человека или социальной группы. Цель — это образ, который возникает в голове человека в форме проблемы или задачи и включает также знание средств, путей и способов ее решения. Материализованный (овеществленный, опредмеченный) в деятельности образ превращается в результат, который однозначно не совпадает с предшествовавшим ему образом, так как включает в себя и сохраняет «в снятом виде» формы деятельности, средства и условия своей реализации. Полученный результат включается в материальную или духовную культуру, образуя объективную основу для новых целей. Эту дефиницию можно считать общепринятой в советской философской науке. Такова принципиальная схема цели, абстрагированная от конкретного содержания — «цели вообще», характеризуемой только общими моментами, присущими всем отдельным целям, независимо от их предметного, пространственного и временного содержания.

Задачей настоящей статьи является выяснение общих моментов механизма формирования и существования «цели вообще», ее внутреннего строения безотносительно к ее конкретному содержанию.

Данное выше определение цели содержит возможность ее двоякого понимания: цель как мысленный образ будущего предмета деятельности и как он сам этот материальный предмет, т. е. результат целесообразной деятельности. «Слово «цель», — утверждает К. К. Платонов, — имеет два содержания: цель как объективное явление и цель как психическое явление, как субъективная цель. Цель как объективное явление — это тот реальный результат, который должен быть достигнут как в процессе индивидуальной или групповой деятельности людей, так и в повадках животных… Цель как субъективное явление может существовать только у организмов, наделенных способностью психического отражения объектов мира, в том числе и объективных целей» {75} .

На наш взгляд, нельзя проводить жесткой демаркационной линии между объективной и субъективной целями. Мы согласны с Н. Н. Трубниковым, который пишет, что «цель, понятая как нечто положительное и объективное, реальное и сущее, уже не есть цель. Это всего лишь некоторое наличное состояние. Цель, понятая только как идеальное и лишь должное, есть самое большее форма, еще не наполненная содержанием» {76} . «Материальная цель», «идеальная цель» — это лишь абстракции, условно носящие название «цель». На самом деле это лишь стороны цели, которая не может быть ни чисто материальной, ни чисто идеальной. «Соотношение, — пишет Н. Н. Трубников, — идеальной цели и цели реальной не есть внешнее соотношение каких-то двух различных целей и является внутренним отношением, различением внутри одной и той же цели, а с другой стороны, не есть и простое совпадение, простое отражение одного в другом» {77} .

Дихотомию цели — идеальная (субъективная) цель и материальная (объективная) цель — мы будем обозначать терминами «цель-образ» и «цель-результат», которые, на наш взгляд, удачнее, так как характеризуют и сходство и различие моментов одной и той же цели. Деление цели на субъективную и объективную вносит неясности и в изложение исследований категории «цель»: приходится постоянно оговаривать, о какой именно цели идет речь. «Понятие «цель» имеет двоякий смысл, который всегда обнаруживается в контексте» {78} . Если бы дело заключалось лишь в том, чтобы уяснить содержание понятий того или иного текста, собственно, никакой проблемы и не было бы. Но в данном случае суть дела не в семантических трудностях, а в том, на чем основывается единство идеальной цели (цели-образа) и материальной цели (цели-результата) и почему единая цель содержит две противоположности — субъективную и объективную цели.