Гераклит сказал: "Душа живет по своему собственному Закону (Логосу), который расширяется сам по себе (то есть, растет в соответствии со своими потребностями)".27

Эти слова выражают то, что Филон и Отцы Церкви ска­зали о Логосе, рожденном из души, и что мистики знали о воспроизводящем слове и Святом Духе речи; но архетипическое значение этого творческого заявления отличается большей глубиной. Как библейский миф о сотворении мира словом Божьим, так и "магия слова", известная нам из примитивной психологии, воплощают это странное единство речи, знания и зачатия-творения. Эта идея творящего слова проистекает из одного из самых глубоких ощущений челове­чества, осознания того факта, что в поэте "говорит" творчес­кая, психическая сила, неподвластная индивидуальному че­ловеку. Образы, рвущиеся из застрявшего внизу человека, песня, являющаяся их словесным выражением - это твор­ческие источники всей человеческой цивилизации;28 и основ­ная часть любой религии, искусства и обычая изначально порождена этим таинственным феноменом творческого единства в человеческой душе. Примитивный человек считал это творчество души магией и был прав, потому что оно преобразовывает и будет вечно преобразовывать реаль­ность.

Основным архетипическим образом этой творчески пре­образованной реальности является самодвижущееся колесо вечности, каждая точка которого есть "момент поворота", который "зачастую решением одной задачи лишь порождает новую". Ибо, один из парадоксов жизни заключается в том, что в ее творческой реальности, "бытие" есть чистое настоя­щее, но все прошлое впадает в это бытие, в то время, как все будущее вытекает из него подобно ручью; стало быть, это точка одновременно является и точкой поворота, и точкой покоя. Эта точка бытия, нулевая точка творческого мистицизма29 - это пропуск в творении, в котором сознание и бессознательное на мгновение становятся творческим единством и третьим элементом, частью единой реальности, которая почти "застывает" в восторге и красоте творческого момента.

Но стихотворение продолжается:

Восторг от удачно решенной сложнейшей задачи это дитя расставания

Это значит, что любая проблема в сотворенном мире, даже та ее часть, что вызывает наибольший восторг, зиждет­ся на расставании, на уходе из вечности совершенного круга в предельность и историческую реальность прошлого, насто­ящего и будущего - в смену поколений. Здесь смерть созда­ет разрыв", создает огромную проблему и может быть прео­долена только в момент творчества. И восторженно пройти через творение означает создать смертоносные разрывы, которые обозначат конечность бытия по сравнению с веч­ностью. Стало быть, любое рождение покоится на смерти, точно так же, как все пространство покоится на разрыве, и быть ребенком, в любом случае, означает быть началом, которое является концом чего-то; но этот конец, в то же самое время/является началом, в котором прошлое закры­вается и остается внизу. Ибо, ощущая себя как дитя расста­вания, дитя, в то же самое время, ощущает свое рождение из смерти и возрождение в себе того, что мертво. Оно ощущает себя, как что-то сотворенное, что "зачастую решение одной задачи лишь порождает новую".

Но вращающееся колесо рождений и смертей, в котором все одновременно является и началом, и концом, -это всего лишь обод: главное действие происходит в его центре. И в этом центре появляется "преображенная" Дафна. Бегущая от преследующего ее бога, спасающаяся от него с помощью преображения, душа становится лавровым деревом. Преоб­раженная, она уже - не гонимый беглец; ее преображение -это ничем не стесненное развитие и, в то же самое время, это лавровый венок, венчающий, как поэта, так и бога-охотника. У пламени из первой строчки стихотворения, в котором вещь обретает спасение путем ухода из долгого бытия в огненное преображение, в конце стихотворения появляется партнер; вечная беглянка становится деревом, навечно пустившем корни в бытие. Влюбленный в Дафну Аполлон, бог-охотник, вынуждает ее к преображению; и снова мы видим творческую сублимацию души, высшую форму любви. Ибо Дафна, укрывшаяся на высшем уровне своего расти­тельного существования, теперь "чувствует себя лавром". Сейчас она - субъект закона и любви Орфея, о котором Рильке сказал: "Петь -значит просто быть".

Но, поскольку песня - это бытие, то это высшее бытие песни, пленяющей подобную лавру душу, не статично, но в вечном движении. Этот творческий дух песни также "насвистывает там, где его слушают". И хотя то, что поедает­ся пламенем, и то, что бьет ключом, содержится в элемен­тарной природе творчества, душа, преобразованная в процессе этого творения, становится другой и более высо­кой. Она становится партнером божественной песни, о кото­рой сказано: "Дыханье пустоты, дыханье Бога, Ветер". Дафна, пустив корни, хочет только одного - быть пойманной; она жаждет только высшего преображения - себя, Бога, нас.

Дафна, преображенная,

Чувствуя себя лавром, хочет, чтобы ты превратился в ветер.

Примечания

1. Эта работа, впервые опубликованная в 1912 г., вышла в английском переводе Беатрис Хинкель в 1926 г. под названием Psychology of the Unconscious. Четвертое швейцарское издание, в значительной степени переработанное, вышло в 1952 г. под на­званием Symbole der Wandlung; переведено под названием Symbols of Transformation, 1956, vol. 5 of the Collected Works. Psychology and Alchemy: ее основная часть была впервые опубликована в Eranos-Jahrbucher за 1935 и 1936 гг. и вышла, как т. 12 Избранных работ в 1953 г. Transformation Symbolism in the Mass: впервые опубликована в Eranos-Jahrbuch за 1941 г. и переведена в сборнике Psychology and Religion: West and East, vol. 11 of the Collected Works, 1958.

2. William James, The Varieties of Religious Experience.

3-Е. Neumann, Zur psychologischen Bedeutung des Ritus.

4. C.G. Jung, A Review of the Complex Theory.

Творческий человек

249

5. В данной работе у нас нет возможности обсуждать причины этой неудачи, которые следует искать, по большей части, среди отклонений в развитии эго.

6. Erich Neumann, Die Psyche und die Wandlung der Wirklichkeitse-benen.

7.Смотри в этом же сборнике статью "Искусство и время".

8. Aldous Huxley, The Doors of Perception, p.17.

9. "At the Source of the Danube", in the Holderlin , p. 169.

10. R.M. Rilke, Correspondence in Verse whith Erika Mitterer, p.35. 1.1. Смотри в этом же сборнике статью "Леонардо да Винчи и

архетип матери".

12. С. Kerenyi, Asklepios: Archetype of the Physician's Existence.

13. E. Simenauer, Rainer Maria Rilke, Legende und Mythos, p. 596.

14. Jung, Psychic Conflict in a Child, Foreword. I 15. См. в этом сборнике "Искусство и время". ^16. Юнг, Психологические типы. разд. Символ