Шрифт:
Молчаливость и скромность – качества, очень пригодные для разговора.
Мы научаемся жить, когда жизнь уже прожита.
Мы не столько освобождаемся от наших пороков, сколько меняем их на другие.
Мы, несомненно, слишком дорого заплатили за этот пресловутый разум, которым мы так гордимся, за наше знание и способность суждения, если мы купили их ценою бесчисленных страстей, во власти которых мы постоянно находимся.
Мы понимаем, как жить, когда жизнь наша уже прошла.
Надо много учиться, чтобы осознать, что знаешь мало.
Надо уметь переносить то, чего нельзя избежать.
Наилучшей наукой для человека является наука незнания, и величайшей мудростью – простота.
Наихудшее состояние человека – это когда он перестает сознавать и владеть собой.
Наружность мужчины служит весьма малым ручательством за него, но, тем не менее, она представляет нечто значительное.
Настоящий друг – это тот, кому я поверил бы во всём, касающемся меня, больше, чем самому себе.
Наука – великолепное снадобье; но никакое снадобье не бывает столь стойким, чтобы сохраняться, не подвергаться порче и изменениям, если плох сосуд, в котором его хранят.
Наука – дело очень нелегкое. Наука пригодна лишь для сильных умов.
Наука существует не для того, чтобы зажигать свет в душе, которая лишена его, не для того, чтобы сделать слепого зрячим; ее назначение – не давать зрение, а направлять его, указывать человеку дорогу, если ноги его от природы прямы и могут ходить.
Наш удел – это непостоянство, колебания, неуверенность, страдание, суеверие, забота о будущем – а значит, и об ожидающем нас после смерти, – честолюбие, жадность, ревность, зависимость, необузданные, неукротимые и неистовые желания, война, ложь, вероломство, злословие, любопытство.
Наша религия создана для искоренения пороков, а на деле она их покрывает, питает и возбуждает.
Нашему остроумию, как кажется, более свойственны быстрота и внезапность, тогда как уму – основательность и медлительность.
Не без основания говорят, что кто не очень-то полагается на свою память, тому нелегко складно лгать.
Не быть жадным уже есть богатство; не быть расточительным – доход.
Не нужда, но скорее изобилие порождают в нас жадность.
Невежество бывает двоякого рода: одно – безграмотное, предшествует знанию; другое – чванство, следует за ним.
Некоторые поражения более триумфальны, чем победы.
Нельзя похваляться презрением к сладострастию и победой над ним, если не испытываешь его, если не знаешь его и его обольщений, и его мощи, и его бесконечно завлекательной красоты.
Ненамного меньше составляют затруднения в управлении собственной семьей по сравнению с целым королевством.
Неотесанность, необразованность, невежество, простота нередко прикрывают невинность и чистоту, меж тем как любопытство, изощренность, знание порождают влечение к злу.
Неплохо родиться в испорченный век, ибо по сравнению с другими вы без больших затрат сможете сойти за воплощение добродетели.
Нередко сам порок толкает нас на добрые дела.
Нет более скучной беседы, чем та, в которой все со всеми согласны.
Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию.
Нет такой женщины, которая не поверила бы с легкостью первой же клятве своего поклонника.
Неукоснительно следовать своим склонностям и быть в их власти – это значит быть рабом самого себя.
Нечестные средства, с помощью которых многие возвышаются, ясно говорят о том, что и цели также не стоят доброго слова.
Никак нельзя сравнивать с дружбой или уподоблять ей любовь к женщине… Ее пламя, охотно признаюсь в этом… более неотступно, более жгуче и томительно. Но это – пламя безрассудное и летучее, непостоянное и переменчивое, это – лихорадочный жар, то затухающий, то вспыхивающий с новой силой и гнездящийся лишь в одном уголке нашей души. В дружбе же – теплота общая и всепроникающая, умеренная, сверх того, ровная, теплота постоянная и устойчивая, сама приятность и ласка, в которой нет ничего резкого и ранящего. Больше того, любовь – неистовое влечение к тому, что убегает от нас… Как только такая любовь переходит в дружбу, то есть в согласие желаний, она чахнет и угасает. Наслаждение, сводясь к телесному обладанию и потому подверженное пресыщению, убивает ее. Дружба, напротив, становится тем желаннее, чем полнее мы наслаждаемся ею; она растет, питается и усиливается лишь благодаря тому наслаждению, которое доставляет нам, и так как наслаждение это – духовное, то душа, предаваясь ему, возвышается.
Никакое сводничество не способно так ловко и с таким неизменным успехом совращать целомудренных женщин, как расторгаемые им и столь лакомые для них похвалы.
Никто добровольно не раздает своего имущества, но каждый, не задумываясь, делит с ближним свое время. Ничем мы не швыряем так охотно, как собственным временем, хотя единственно в отношении последнего бережливость была бы полезна и достойна похвалы.
Никто не избавлен от способности болтать вздор, несчастье в том, чтобы делать это торжественно.