– Ты мне дорог, - шепчу я и смотрю на Диму. Он тоже на меня смотрит. Его волосы волнами развиваются от ветра, футболка парит, наверняка, щекочет тело. Парень крепче сжимает мою руку и отвечает:

– Ты мне тоже.

В голове звучит песня девяносто третьего года Рэйчел Портман – Никогда не отпускай меня, под которую родители каждый раз танцевали в зале на годовщину свадьбы, сжимая друг друга в объятиях, опираясь друг на друга телами. Я смотрела на них и думала: что же может так притягивать людей, что может сделать их такими зависимыми, безвольными. Теперь я знаю. Ответ в его глазах – необычных и особенных. В моих глазах – светящихся, ищущих спасения. Дима криво улыбается, я тоже улыбаюсь. Думаю, не зря люди привязывают себя к какому-то определенному человеку. Он помогает находить свет тогда, когда совсем темно. Как, например, сегодня.

Автобус тормозит, водитель пару раз сигналит. Наверно, это знак, потому что Дима вздыхает и приподнимается:

– Наша остановка.

Мы осторожно спускаемся, благодарим парня, кажется, Костю. Он уезжает, я осматриваюсь и понимаю, что стою перед зданием городской филармонии, напичканным различными цветными подсветками, плакатами, надписями. Недоуменно вскидываю брови и поворачиваюсь к Диме:

– Мы идем на концерт?

– Объясню внутри.

Вместо того чтобы пройти через главный вход, парень ведет меня к очередной лестнице. Хочу спросить, к чему такие испытания, но не решаюсь – наверно во всех его поступках есть смысл. Проходим за здание, поднимаемся на третий этаж. Там Дима открывает квадратное, широкое окно, пропускает меня вперед и предупреждает:

– Смотри под ноги.

– Разве это законно?

– Не волнуйся. Нам никто ничего не скажет.

Убедительно. Отчасти.

Пролезаю через раму. Оказываюсь в маленькой, пыльной комнате. Кажется, тут хранят ненужные инструменты. Осматриваюсь, обхватываю себя руками за талию и морщусь: что мы здесь забыли?

Дима прыгает следом, выпрямляется и уверенно двигается к двери.

– Знаешь, куда идти?

– Конечно. Раньше я часто проводил тут время.

– В этой комнате?

– В филармонии. Пойдем. – Парень берет меня за руку. – Сейчас ты все поймешь.

Следую за ним. Проходим через длинные, широкие коридоры, освещаемые тусклыми, настенными лампочками. Сначала мне кажется, что в здании пусто, но затем я слышу музыку, тихую, приглушенную. Удивленно вскидываю брови и с интересом бегу дальше.

Через несколько минут, парень останавливается, открывает массивную, деревянную дверь, отделанную золотыми лепестками роз, и пропускает меня вперед. Это проход на балкон, в зал. Под нами портер, там расположилась небольшая горстка людей в черной одежде. На сцене играет оркестр. Мелодия грустная, драматичная, но очень красивая. Я завороженно придвигаюсь к краю, опираюсь о перила и шепчу:

– Как здесь удивительно.

Сводчатые, бронзовые потолки, огромные люстры. Толстый, багровый занавес, покрытый золотыми узорами. Я думаю, что никогда не видела ничего подобного, но наверно я ошибаюсь.

– Все-таки привел меня на концерт, да? – Улыбаюсь, но, обернувшись, понимаю, что лицо Димы ужасно бледное. Парень стискивает зубы, неуверенно подходит к перилам. – Что с тобой?
– Он не отвечает. Опускает взгляд вниз, на гостей и горбится еще больше, словно на него упал целый потолок. – Дима?

– Видишь тех мужчину с женщиной, на первом ряду? – Киваю. – Это мои родители. – Хочу спросить, что они здесь делают, но не успеваю: парень продолжает недовольным голосом, - мама опять напялила это платье, господи. Зачем? Я же просил ее. Похороны прошли.

Он покачивает головой, сжимает пальцами перила так сильно, что они бледнеют, и я догадываюсь: речь идет о смерти его сестры.

– Она играла на фортепиано, - словно прочитав мои мысли, говорит Дима. – Занималась музыкой, в оркестре. Нам сказали, ребята хотят устроить вечер памяти в ее честь, как приятно, да? Только данный жест не залечивает раны, а наоборот – раскрывает их. Я просил родителей отказаться, говорил, что это только напомнит о боли, но они не услышали меня. Как всегда.

Дима валится в кресло. Смотрит куда-то вперед.

– Эй, - я сажусь рядом. – Просто родители не такие же сильные, как ты.

– Мира. Я солгал тебе.

– В смысле?

– Я не смирился. Ни на секунду. Все, что я делаю – это отголоски, последствия. Ради моей сестры.

– Причем тут твои отголоски? Поверь, то, что ты не пытался вскрыть себе вены – это уже огромное достижение, - мне хотелось пошутить, но вышло как-то грустно. Дима даже не повел бровью. – Слушай, ты отлично держишься.

– Я с ума схожу. Не контролирую себя. Пытаюсь всем помочь, хочу хоть как-то оправдать свое поведение.

– Какое поведение?
– Парень переводит на меня взгляд, и я пугаюсь. Эмоция в его глазах настолько сильно шокирует меня, что я даже замираю. Там гнев. – Ты чего?

– Извини, - чеканит парень и резко встает. – Я не должен был.

– Не должен был что?

– Приводить тебя. Это личное, но мне показалось, что ты сможешь меня понять, принять таким, какой я есть. Я ошибся.